Цепные псы Империи - Андрей Белянин

– Ты должен понять, почему твои предки верой и правдой служили ему. И даже когда преступления наших братьев переполнили чашу терпения небес, мы… Мы оставались людьми. Не все, кто поднимал свои сабли за царя, у чьих седел висели метла и собачья голова, были поголовными убийцами. Мы верили в святую миссию великой Руси! Мы боролись за нее и не видели другой славы, – шептал отец, и я внимал каждому его слову. – В 1572 году опричников распустили, а многих даже предали топору. Но небольшая группа заговорщиков собралась во Владимирском соборе Успения Пресвятой Богородицы. Они дали клятву защищать трон всегда от любых внешних и внутренних врагов…

Я слушал, затаив дыхание. Мой отец сыпал цифрами, датами, перечислением имен и событий, воровскими кличками и прозвищами, названиями городков и деревень, историями и фактами. Он по памяти зачитывал страницы старинных летописей, тексты забытых песен, описывал места великих боев и мелких пограничных стычек так ярко и детально, словно сам, лично, был свидетелем всего произошедшего. И я верил, верил всему, что он говорил мне…

– Они называли себя Цепными Псами. Когда после Смутных времен установилась династия Романовых, они защищали ее ценой жизни. Это было их служение, их долг и их вечное искупление грехов опричнины. Они не щадили себя и не щадили врагов. А тех, кто хотел зла Российской империи, во все времена было слишком много. Цепные Псы не выходили на охоту, им просто никогда не дозволялось сходить с кровавой тропы…

Порой мне казалось невероятным, что меньше сотни решительно настроенных людей могли столько лет закрывать грудью царский трон, практически оставаясь невидимыми. Но это был неоспоримый факт!

Их сеть шпионов и соглядатаев получала щедрую плату. Еще со времен грозных опричников ордену удалось скрыть огромные богатства, награбленные в разоренных боярских имениях и сожженном Новгороде. Все это вывезли в недавно покоренную Сибирь, спрятав от чужих глаз. Они всегда держали слово, но мало кто знал их в лицо, даже те, кого они убивали. О них ходили страшные слухи, никто не мог быть уверен, что первый министр или последний конюх при царском дворе не был Цепным Псом.

– Страх измены заставил царицу Софью, сестру Петра Великого, издать специальный указ, запрещающий их тайную службу. Защитники империи внезапно стали изгоями, закон и общество ополчилось на них. Пошли гонения, аресты, тюрьмы, казни. Как всегда, пострадало много невинных. За головы Цепных Псов объявлялись награды, золото щедро предоставлялось всеми странами Европы, которым было на руку любое сотрясение русского трона. Это длилось десятилетиями и длится до сих пор…

– Вы один из них? – дерзнул спросить я, когда отец замолчал.

– Да. Один из немногих оставшихся. Жизнь царя Александра дважды висела на волоске, и дважды мы успевали первыми. Последнее покушение было несколько месяцев назад, в Петергофе. Я убил стрелка, целящегося в царя из-за кустов, но так и не смог раскрыть все нити. А то, что удалось узнать…

Он посмотрел мне в глаза, словно бы собираясь с мыслями, и тихо выдохнул:

– То, до чего мне удалось дотянуться, привело к ближайшему окружению государя. Это его семья, его родственники, великие князья и самые близкие люди. Я пытался… Мне казалось, что вот-вот и…

– Понимаю…

– Найди мою записную книжку, все там. Они хотят отдать Китаю всю Сибирь, продать ее, продать весь Русский Север. Если нашего государя не удастся склонить к подписанию этого ужасного документа, его убьют.

– Кто они? – Мне казалось, что отец заговаривается.

– Те, кому выгодно уничтожить нас. Британия, Франция, Австрия.

– Но это глупо, это не может быть правдой, потому что…

– А потом, из сада при посольстве Англии, в меня стреляли. Пуля попала в плечо, неглубоко, полковой лекарь заштопал рану. Но боль не ушла. В моей крови яд…

– Кто это был?

– Неизвестно. Стрелка не нашли. Да и особо не искали. Просто случайный пистолетный выстрел в спину.

– Но почему не нашли? Неужели нельзя было спросить у посла, у его охранников, у прохожих, поднять на ноги полицию, вызвать сыщиков, обратиться к властям, в конце концов?!

– Это Россия, сын. Ночью в Петербурге такое бывает нередко…

– Что говорит врач? – у меня дрогнул голос, я уже и так знал ответ.

Передо мной лежал усталый, изможденный, седой человек. Если он и держался, то только ради того, чтобы дождаться меня. А я… я был слеп и глуп в своих ребяческих обидах, не видя ничего, кроме возмущения «предательством» отца, своей высылкой из страны, оборванным детством и лишением всего, что у меня могло бы быть. Осознание того, что этим он сохранил мне самое драгоценное – мою жизнь, пришло только сейчас…

– Почему вы остаетесь здесь? – У меня на глаза навернулись слезы, и я вскочил, чтобы скрыть их. – Надо ехать в Петербург! Там есть европейские врачи, медицина шагнула далеко вперед, и вам наверняка помогут, а этот ваш военный врач…

– Этот браслет – знак братства Цепных Псов, – тихо прервал меня мой отец, не отрывая голову от подушки. – Кто-то, увидев его, будет помогать тебе, даже рискуя жизнью. А кто-то без предупреждения спустит курок. Это и дар, и проклятие. Мне жаль, что я не смог оставить тебе чего-то большего.

– Отец…

– Я ничего не могу просить у тебя, кроме прощения. Матвей, денщик мой, будет служить тебе, как служил мне. Верь ему…

За дверями раздался шорох. Я на миг обернулся, заметив мелькнувшую черкеску, и в этот момент пальцы отца ослабли. Его лицо стало таким спокойным, умиротворенным, что я не сразу осознал произошедшее. Серебряный браслет тяжело упал на пол…

Все было кончено. Душа моего отца, графа Николая Бенедиктовича Строгова, капитана N-ского пехотного полка, Цепного Пса Российской империи, отлетела туда, где его так долго и терпеливо ждала моя милая мама. Я не успел даже наговориться с ним, обнять, рассказать хоть что-то о себе, я ничего не успел. Господи, почему все так, так непоправимо…

На мое плечо легла чья-то тяжелая рука.

– Отмаялся, раб Божий…

– Уйдите, – с непонятной злобой потребовал я. – Уйдите сейчас же.

– Зря рычишь, хлопчик, уж мы с твоим батькой…

– Он не батька! Он мой отец! А вам вообще его благородие, господин капитан! – сорвался я, вскакивая с места, стряхивая его ненавистную ладонь и прожигая его яростным взглядом.

Старый казак даже не вздрогнул. В его глазах отразилось лишь сожаление. Я принял стойку и ударил без замаха, снизу в челюсть. Он и не попытался увернуться, а мой кулак отозвался дикой болью. С равным успехом можно было пытаться пробить стену Вестминстерского аббатства.

– Дурное творишь, – покачал головой казак, без малейшей злобы вытирая показавшуюся в уголке нижней губы кровь. – Тебе помолиться бы о его душе, а не граблями дурными махать без толку.

Я, совершенно обезумев, кинулся на него со всей яростью молодого тигра и, схватив за грудки, припечатал спиной к стенке. Я бы его задушил, честное слово…