Между Амуром и Невой - Николай Свечин

— Тьфу! — не выдержал Таубе, и уже повернулся, чтобы уйти, но вдруг вспомнил что-то и вновь подошел к стряпчему.

— Чуть не забыл. Это тоже от меня лично. В наказание за твое поганое ремесло, поломаю тебе твои поганые руки.

Он схватил шантажиста за правую кисть, потянул на себя, а затем дернул вниз с резким изломом. Уже спускаясь вниз, барон услышал идущий из кабинета вой, совсем собачий.

Через два дня Таубе входил в гатчинский кабинет императора. Посреди небольшой, квадратной и низкой комнаты, с двумя окнами в сад, стоял простой стол, покрытый до полу синим сукном, на столе — поднос с перьями, карандашами и писчей бумагой. Император встретил барона стоя. Таубе вручил ему письма его покойного брата. Александр Александрович вздохнул, подержал их секунду в своей огромной руке и убрал в бюро.

— Отдам Марии… потом. А вы расскажите, как все было.

Таубе четко, без лишних деталей описал всю сцену «переговоров» с шантажистом. И про Жака, и про наглый тон негодяя, и про сломанную руку. Последнее особенно понравилось императору.

— Значит, сломали ему ее, барон?

— Сломал, ваше величество. Пусть запомнит, как меряться силами с вами, с Россией.

— Ха-ха! Вот молодец! Жалко, нельзя ему шею сломать, но хоть так…

Александр Третий медленно, задумчиво прошелся к окну и обратно. Потом сунул руку в карман своего генеральского кителя, порылся в нем и протянул Таубе большой серебряный портсигар со своим вензелем:

— Вот! От меня с императрицей в награду за образцово исполненное приватное поручение.

— Служу Отечеству, ваше императорское величество!

— Позавтракаете сегодня с нами. И сейчас (император посмотрел на каминные часы) не уходите, есть разговор.

Он нажал кнопку звонка, мгновенно в двери появился камердинер.

— Зови.

В кабинет с портфелями в руках зашли начальник Главного штаба генерал-адъютант Обручев и директор канцелярии Военно-Ученого комитета генерал-майор Енгалычев.

— Садитесь, господа, — император усадил, после приветствия, всех троих вокруг стола, сел сам и сказал. — Начнем с того, на чем остановились в тот раз — с железных дорог. Что надумали?

— Я по-прежнему настаиваю, ваше величество, на развитии Полесской казенной дороги, — эмоционально заговорил Обручев. — Она стратегическая, без нее мы совершенно определенно не успеем отмобилизоваться против Германии. Министр финансов, как всегда, этого не понимает. Ему удобнее мыслить узко: дебит, кредит, бюджетный дефицит. А как мы будем воевать — война же с германцами неизбежна! — это его не волнует, клистирная его душа![33]

И Обручев нервно стукнул портфелем по столу.

— Не сердитесь, Николай Николаевич! — добродушно успокоил государь своего генерала. — Бунге я беру на себя. Но помогите мне в этом. Давайте подробнее — что нужно? в какие сроки?

— Виноват, ваше величество…Я понимаю соображения экономии и буду говорить лишь о самом важном. Основные магистрали Полесской дороги: Вильно — Ровно через Лунинец-Сарны и Брест — Брянск через Гомель надо сделать двухпутными к 87-му году. Кровь из носу, ваше величество.

Император отметил что-то в своем блокноте.

— Далее, Пинско-Жабинскую дорогу необходимо продлить до Ровно. Это крайне важная рокадная артерия, и, кроме того, по ней можно перевозить крепостную артиллерию к западным крепостям.

— Хм… Знали бы вы, Николай Николаевич, как это знаю я, сколько в русском хозяйстве таких вот крайне важных дел, на которые десятилетиями не хватает денег, — хмуро пробурчал в бороду император. — Казна до сих пор не отойдет после турецкой войны… Ну, ладно. Готовьте доклад на ближайшее заседание Особой комиссии по оборонительным сооружениям. Я его конформирую. Теперь порох.

Енгалычев пытался встать, но Александр жестом остановил его.

— Вы по-прежнему настаиваете на Казани?

— Так точно, ваше величество. Казанский казенный пороховой завод с июня будет готов приступить к разработке и затем выделке бездымного пороха. Для запуска необходимо ассигновать 23 тысячи рублей, желательно побыстрее.

Император снова сделал пометку в блокноте.

— Ружья.

— Созданная в феврале «Особая комиссия по испытанию магазинных ружей» испытывает к настоящему времени четыре переделочных винтовки: Лутковского, Квашневского, Роговцева и Моссина. Наиболее интересен последний образец, хотя он еще дорабатывается.

— Капитана Моссина?

— Так точно, начальника инструментальной мастерской Тульского оружейного завода капитана Моссина. Он представил пока лишь чертежи 4,2-линейной магазинной винтовки, но очень интересного замысла. Комиссия продолжает сбор и изучение отечественных и иностранных образцов.

— Хорошо. Держите меня в курсе этого вопроса. Далее. Крепости.

— Брест-Литовск и Ивангород строятся согласно плана. В июне начнутся первые работы по возведению совершенно новой крепости Осовец. Это будет лучшее в мире укрепление, Ваше Величество! А когда заложим Ковно и Новогеоргиевск, прикроем от германцев все Полесье.

— Кстати о германцах. Как они реагируют на реформу нашей кавалерии?

— Нервно, ваше величество, — ответил Енгалычев уже в качестве начальника военной разведки. — Их необычайно раздражает то, что мы перекомплектовали из четырехэскадронного в шестиэскадронный состав только те полки, которые стоят на нашей западной границе. А тут еще перевод артиллерии на конную тягу…[34]Германцы видят во всём этом целую систему враждебных к ним действий, и готовятся ответить тем же. Мы ждём больших осложнений…

Император посидел минуту молча, ковыряя свою огромную ладонь. Генералы и Таубе переглянулись, но тоже молчали.

— Ладно, хрен с ними! — сказал, наконец, государь. — Хочешь мира — готовься к войне. Теперь перейдём к вопросу, который касается нашего всеми любимого ротмистра.

И иронично при этом хмыкнул. Генералы также дружно, незлобливо ухмыльнулись, Таубе скорчил гримасу. Император имел в виду последнюю выходку барона. Тот отказался перевестись из Корпуса жандармов в гвардию, хотя его величество настаивал на этом, и перешёл в армейскую кавалерию. Общеизвестно, что вся армия дружно ненавидела гвардейцев даже не за преимущество в один чин, а именно за отсутствие «у них» звания подполковника. Ротный или эскадронный командир, пусть даже и заслуженный офицер, очень уж скоро получал там в погон два просвета. Таубе этой неприязни не желал, и вместо возвращения в кавалергарды прикомандировался к славному Нижегородскому драгунскому полку, заведомо отодвигая от себя на лишние шесть лет калоши.[35]