Храм Луны - Пол Остер

Послышался стук в дверь. Я решил не шевелиться и не узнавать, кто там. Я был занят мыслями и не хотел, чтобы меня отвлекали. Через несколько часов стук раздался снова. Этот стук отличался от первого, и я подумал, что это кто-то другой. Сейчас стучали резко и беспардонно, казалось, чей-то решительный кулак вот-вот вышибет дверь. В первый же раз стук был легким, почти робким, я бы даже сказал дружелюбным; производился он, видимо, костяшкой одного пальца по дереву. Несколько часов я обдумывал эти различия, оценивая богатство информации о человеке, которая заложена была в таких обычных звуках. Если бы стучал один и тот же человек, думал я, то такая перемена могла бы означать, что он испытал какое-то огромное разочарование. Тогда интересно: кто бы это мог быть? Следовало склониться, видимо, к первой версии: стучали двое. Один дружески, а другой — нет. И я все думал и думал об этом, пока не наступила ночь. Как только я понял, что стемнело, я зажег свечу и все продолжал думать о стучавших ко мне, пока наконец не уснул. И ни разу мне не пришло в голову задаться вопросом, кто же именно это был. А если точнее, я даже не спросил себя, почему не хочу об этом ничего знать.

Следующее утро началось для меня настойчивым громыханием в дверь. Когда я уже вполне проснулся и понял, что это не сон, в коридоре загремели ключи — их резкий звон настойчиво отозвался у меня в голове. Я открыл глаза, и в тот же самый миг ключ вошел в скважину замок щелкнул, дверь распахнулась и в комнату ввалился управляющий домом Симон Фернандес. По щетине было видно, что он по обыкновению не брился уже дня два. Облачен он был в те же брюки цвета хаки и белую футболку, в которых я видел его еще в начале лета. Теперь все это засалилось и было украшено разводами сероватой сажи и пятнами от еды. Он взглянул не меня в упор, но словно бы и не заметил. Еще с Рождества, когда я не смог вручить ему ежегодные чаевые (еще одна статья расходов, подтачивавшая мой бюджет, даже несмотря на продажу книг), Фернандес стал смотреть на меня как на врага. Он больше не здоровался, не болтал о погоде, не рассказывал о своем двоюродном брате из Понсе, который занял весьма прочное положение в команде «Кливленд Индианз». Из-за моей неплатежеспособности Фернандес в упор меня не видел, и уже полгода мы не сказали друг другу ни слова. В этот же знаменательный день он неожиданно сменил тактику. Лениво обойдя комнату, постучав по стенам, словно проверяя, целы ли они, и уже повторно миновав мое ложе, он остановился, обернулся и, словно только что заметив меня, фальшиво удивился.

— Господи, — процедил он, — ты еще здесь?

— Еще здесь, — ответил я. — В известном смысле слова.

— Выметайся сегодня же, — сказал он. — Видишь ли, квартира сдана с первого числа, и завтра утром придет Вилли с малярами. Если не исчезнешь, тебя отсюда вышвырнут копы. Понял?

— Не беспокойтесь. Я еще не скоро исчезну. Фернандес хозяйским взглядом обвел комнату и брезгливо покачал головой.

— Ну и берлогу ты здесь устроил. Извини, конечно, но она смахивает на фоб. Такой вот сосновый ящик, в которых носят всяких бездельников.

— Мой дизайнер в отпуске. Мы планировали выкрасить стены голубой краской оттенка дроздового яйца, но потом засомневались, подойдет ли он к цвету плитки на кухне. Так что мы еще подумаем.

— Тоже мне, умник университетский. У тебя что, проблемы, что ли, какие?

— Никаких проблем. Просто финансовый кризис, вот и все. Ставки падают.

— Раз нужны деньги, иди работай. А ты, я вижу, просиживаешь здесь задницу весь день. Прямо как обезьяна в зоопарке, вот. Куда же тебе платить за жилье, раз ты ничем не занимаешься?

— Я занимаюсь. Встаю по утрам, как все, а потом размышляю, протяну ли еще один день. Работаю целый день, без перекуров, обеденных перерывов, выходных, премий и отпусков. Я не жалуюсь, поймите, но за это очень мало платят.

— Ученый засранец. Зубрила недоделанный.

— Не стоит переоценивать высшее образование. Оно совсем не такая уж стоящая штука, как нам пытаются вдолбить.

— На твоем месте я бы давно к доктору заглянул, — неожиданно с участием сказал Фернандес. — Пусть хоть посмотрит тебя. Дело-то пахнет керосином. От тебя уж почти ничего не осталось. Одна кожа да кости.

— Я на диете. Не очень-то поправишься на двух яйцах в день.

— Не знаю, — Фернандес отвечал каким-то своим мыслям. — Порой посмотришь, будто все спятили. По мне, если хочешь знать, это все из-за той дряни, что запускают в космос, ну всякие там спутники и ракеты. Людей на Луну посылают и думают, что им просто так с рук сойдет. Усекаешь? Вот люди и дуреют. Нельзя же дырявить небо и думать, что от этого ничего не будет.

Он развернул «Дейли ньюс», которую держал в левой руке, и показал мне первую страницу. На ней было последнее доказательство… Сначала я не мог взять в толк, по потом понял, что это фотография, сделанная с воздуха. На ней была толпа людей, десятки тысяч, огромное скопление живых тел. Такой массы народа я еще ни разу не видел. Музыкальный фестиваль в Вудстоке. Он совершенно не имел отношения к тому, что происходило тогда со мной. На фотографии были мои ровесники, но нас связывал лишь возраст. В остальном же они вполне могли бы находиться на другой планете.

Фернандес ушел. Несколько минут я лежал неподвижно, потом вылез из постели и очень быстро собрался. Сложил в рюкзак все свое барахло, зажал под мышкой кларнет и вышел из квартиры. Было это в конце августа 1969 года. Насколько я помню, в то утро ярко сияло солнце, с реки дул легкий ветерок. Я повернул на юг, помедлил секунду, потом сделал шаг. Потом еще один. И таким вот образом двинулся по улице. И ни разу не оглянулся.

С этого момента, как бы тщательно и полно ни старался я описать свои приключения, они останутся лишь частью всего рассказа. Дело в том. что в нем появляются новые герои, и к концу они окажутся так же вовлечены в произошедшее со мной, как и я сам. Я подразумеваю Китти By, Циммера, которых тогда еще не узнал по-настоящему. Гораздо позже, например, я выяснил, что накануне выселения в дверь моей квартиры стучала Китти. Ей было тревожно — мое кривляние на воскресном завтраке произвело на нее впечатление, и, чтобы не волноваться попусту, она решила зайти ко мне и узнать, все ли у меня в порядке. Но она не знала моего адреса. Поэтому на следующий день она попыталась отыскать его в телефонной книге, но не нашла: ведь телефон у меня давно отключили. Из-за этого она заволновалась еще сильнее. Вспомнив фамилию того, кого я тогда искал, Китти тоже стала искать Циммера. Она решила, что, видимо, лишь он один во всем Нью-Йорке может подсказать ей, где я живу. Но, к сожалению, Циммер вселился в свою новую квартиру только во второй половине августа, дней через десять после того, как Китти начала его разыскивать. Примерно в тот самый день, когда я выронил яйца на пол, ей удалось получить в справочной номер его телефона. (Мы это выяснили досконально, сверяя по рассказам друг друга хронологию событий августовских дней до тех пор, пока не расставили все по своим местам.) День за днем Китти звонила Циммеру, пока не услышала гудок «занято». Это ее обнадежило, и через несколько минут она все-таки ему дозвонилась, но к тому времени я уже раскалывался на части, сидя за «шикарным» обедом в «Храме луны». Узнав у Циммера мой адрес, Китти поехала ко мне на метро. Поезд тащился час с лишним. Когда она постучала в мою дверь, было уже слишком поздно. Я был уже слишком «по ту сторону» и не ответил на стук. Она потом рассказала мне, что продолжала топтаться у двери еще минут пять-десять. Слышала, как я разговаривал сам с собой, но слов было не разобрать, а потом вдруг я вроде как запел — что-то безумное, как сказала Китти, — но я этого совсем не помню. Она постучала снова, и я снова не ответил. Не желая быть назойливой, она в конце концов сдалась и ушла.