Дело антикварной мафии - Алексей Биргер

— Да… — покачал головой Лешка. — Такой человек и толковый бизнес не сможет организовать, и иконы продаст задешево… А рисует он, кстати, здорово. Красивые пейзажи.

— Да, — согласился я. — Красивые.

Пейзажи Буркалова и впрямь были классными: тихими и спокойными. Рисовал он в стиле Левитана. Одна тема повторялась у него вновь и вновь, в разных вариациях: где над хмурым волжским разливом, на холме, рубленая церквушка стоит. Еще он довольно много рисовал весенний лес, когда на деревьях только-только листва появляется, и несколько картин было у него с кустами цветущей сирени. Я в искусстве не силен, хотя нам уже преподавали историю искусства и учили в нем разбираться, но и мне было видно, что эти картины действительно здорово нарисованы.

— Да, при всей безалаберности, к живописи он относится серьезно, — сказал Лешка. — Ну, что, пойдем на кухню? Если Буркалов все-таки участвует в подделке икон, то в духовке наверняка должны оставаться какие-то следы их «старения». Проверим все до конца, раз мы здесь.

— Да, конечно, — ответил я. Хоть и было практически ясно, что Буркалов — ложный след, и что надо сосредоточиться на Васьковых, но не мешало снять все подозрения. И духовка должна была дать ответ на все остающиеся вопросы.

Мы прошли на кухню.

— Надо еще и планировку запоминать на всякий случай, — сказал Лешка. — Ведь все мастерские строились одновременно, и планировка у них стандартная. Знание планировки нам может потом помочь… Ага, вот здесь ванная, вот туалет, здесь, налево, кухня, а направо — еще одна комнатка, вроде комнаты отдыха… Все ясно.

На кухне беспорядка было поменьше. Только в мойке лежали две тарелки и сковородка, да ведро с мусором было переполнено так, что крышка приподнималась.

— Да… — сказал я. — Не вынести мусор, уезжая на несколько дней?!

— Ну, мы с тобой уже представляем, что за человек Буркалов, — ответил Лешка. — Вонь, однако, от этого мусора…

— Может, окно открыть? — предложил я.

— Нет, — вздохнул Лешка. — Нельзя. Придется работать в отравленной атмосфере. Давай, побыстрее заглянем в духовку — и смоемся.

Мы открыли духовку, стали выдвигать находившиеся в ней противни, тщательно осматривая каждый.

— В этой духовке какие-то крошки и несколько пятен жира, — сказал Лешка. — Но вот насчет того, чтобы в ней иконы запекали… Ни кусочка отшелушившейся краски, ни единой деревянной щепочки, ни пятнышка почерневшего лака… Похоже, надо переключаться на Васьковых.

— Погоди секунду… — меня что-то насторожило, а вот что, я пока и сам не мог понять.

Я еще раз открыл духовку и заглянул в нее.

— Странно, — пробормотал я. — Да, странно…

— Что странно? — спросил Лешка, приседая на корточки и тоже приглядываясь.

— Смотри! — На поддоне валялось несколько обгорелых спичек. — Похоже, с духовкой у него были какие-то проблемы, не сразу зажечь удалось.

— Ну и что? — отозвался Лешка. — Если он зажигал ее, когда был не в лучшем виде… ну, выпивший… то, естественно, что с первого раза он мог ее и не зажечь. Небось, качало его, и спички гасли.

— А мог и тягу проверять, — сказал я. — Но зачем ему проверять тягу, если… И потом, когда человек набрался, он вряд ли станет готовить себе еду в духовке. Скорее всего просто спать завалится.

— Кто знает, что ему в голову могло прийти? — возразил Лешка. — Пошли скорее отсюда, здесь такая вонища!

— Да, вонища… — Я подскочил и стал оглядывать кухню.

— Ты чего? — удивился Лешка.

— Ищу старую газету.

— Газету? Зачем она тебе?

— Вывалить на нее мусор из ведра!

— Мусор из ведра?… Ты что, спятил?

— Вовсе нет! Но сначала… — я взялся за вентиль на трубе, закрывающий и открывающий подачу газа в плиту. — Будь внимателен. И принюхивайся.

— Да тут невозможно принюхаться! — возмутился Алешка.

— Вот именно! В том-то все и дело! Но ты постарайся!

— Погоди… — Лешка недоверчиво посмотрел на спички. — Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что с плитой может быть что-то не так! Человек, который не удосуживается мусор вынести, возится с духовкой, то ли тягу проверяя, то ли еще что, и после этого тщательно закрывает газовый кран! Причем от мусора идет такая вонь, что, даже если где-то в плите есть утечка газа, ее очень трудно почувствовать!

— Ты хочешь сказать, с плитой мог возиться не он? Но у человека бывают самые дикие идеи, когда он не трезвый…

— Ага, вот старые газеты… Давай-ка их расстелим, — перебил я, — я открываю газ, и мы ворошим мусор, и при этом стараемся принюхиваться.

И без лишних слов я повернул газовый кран, расстелил на полу несколько газет и вывалил на них содержимое мусорного ведра.

— Вот оно — что так воняло! — воскликнул я.

Среди мусора лежала вскрытая упаковка селедки — практически не тронутая, будто кто-то нарочно вскрыл ее и выбросил всю в мусор. Если до того противный запах был вполне терпимым, и за пределы кухни не просачивался, то теперь вонь стала такая, что у нас в глазах потемнело. Алешка подскочил к окну и попытался его открыть. Но шпингалет оказался старым и его заклинило, будто окно сто лет не открывали.

— Ну, значит, селедку он взял просроченную, несвежую, вот и все, — сказал Лешка, отчаянно возясь со шпингалетом.

— И не сообразил, что, если ее просто выкинуть в ведро, а не уложить в отдельный пакет и не забрать с собой, то за несколько дней в жаре и духоте эта селедка разложится так, что весь воздух отравит?

— Да послушай ты, если он был под градусом, то мог как угодно чудить…

— Ты думаешь так, как все… И даже так, как сам Буркалов подумал бы, вернувшись домой.

Он бы удивился и вони, и селедке в ведре, и тому, что газовый вентиль закрыт, но решил бы, что он просто забыл, как покупал селедку, как выкидывал ее потом и как перекрывал вентиль…

— А у тебя есть другая идея? — напрягся Лешка.

— Да. Кроме селедки, в ведре ничего вонючего нет. Картонные упаковки из-под пиццы, пластиковые коробки из-под творога, майонеза и сметаны, испачканные краской тряпки… Все то, что может лежать сколько угодно, и не может протухнуть. В духовке мы нашли следы жира — такие, которые остаются, когда, например, куриные окорочка жарят. Так где кости и прочие ошметки от съеденных окорочков?

Нет! Каков бы он ни был, но он собрал все пищевые отходы — все, что может протухнуть и унес, чтобы выкинуть по пути! Видно, лень ему было выносить мусор лишний раз. Ведь ведро надо было не просто вынести, а еще и вернуть его на место. А может, он на электричку спешил. У него дом на Оке, сказал охранник. Это значит, довольно далеко от Москвы. А на дальние расстояния электрички сейчас ходят редко: одну пропустишь, следующую будешь ждать часа два или три! На посуду он рукой махнул — это в его характере. Про селедку он точно решил бы, что это он в пьяном помутнении запустил ее не в пищевые отходы, а в общий мусор…