Таня Гроттер и Болтливый сфинкс - Дмитрий Емец

– Я кое о чем умолчал, – резко сказалон. – Ты стал моей тенью! Не ты смотришь на мир моими глазами, но я самначинаю смотреть твоими! Я шел сейчас по снегу и понимал, что с каждым шагомненавижу тебя все сильнее. Я ненавидел тебя так, что мне хотелось кусать снег.Я не думал возвращаться, но вернулся.

– Сочувствую, – кивнул Ванька. – Ичем мне тебя обрадовать? Повеситься в туалете?

Бейбарсов мотнул головой, демонстрируя, что ненуждается в скромных одолжениях.

– Ты слышал, я говорил про двенадцать дней? Яхочу, чтобы ты исчез до этого времени. Или пусть исчезну я.

– И что ты предлагаешь? Дуэль? Пожалуйста!

Бейбарсов взглянул на него недоверчиво. Онказался раздосадованным, что Ванька согласился быстрее, чем было произнесеноим, Глебом, само слово.

– Да, дуэль. К сожалению, из-за зеркалаТантала обычная дуэль между нами невозможна. Фактически она превратится впарное самоубийство, – сказал Бейбарсов.

– И какой выход?

– Когда невозможна прямая дуэль – возможнадуэль опосредованная. Я думал об этом. Здесь неподалеку есть местечко, гдевстречаются упыри. Представь, что случится, если мы ворвемся туда посредивечеринки и немного их разозлим?

Ванька даже представлять себе ничего не стал.Упыри устроены с лаконичной простотой. Два выдвигающихся зуба, прогнивший мозги ненасытный желудок.

Ванька трезво оценивал свои возможности. Содним-двумя упырями он еще справится, но если упырей будет больше десятка и вселоманутся толпой – финал заранее предрешен. Некромаг Бейбарсов находится вболее выигрышном положении, а раз так, то такую «опосредованную» дуэль сложноназвать честной. Честная дуэль подразумевает равные возможности.

Бейбарсов жадно всматривался в него.

– Согласен? Или струсил?

Слова «струсил» Глеб мог бы и не произносить.Унижающий других унижает прежде всего себя. Унизить никого другого он неспособен по определению.

– Когда? – спросил Ванька.

Морща лоб, Глеб оглянулся на окно.

– Мальчик рвется умереть?.. Сейчас день. Упыриотдыхают и по злачным местам не шляются. А вот в час или в два ночи будет всамый раз. Они активные, голодные, на охоту еще не выходили. Самое идеальноевремя. Где-нибудь в двенадцать я прилечу за тобой. Идет?

– Идет, – сказал Ванька. – А теперькак писали в старых романах: «Попрошу вас выйти вон!»

На этот раз Бейбарсов не стал эффектноудаляться через окно. Он коротко поклонился и вышел довольно необычно длянекромага его уровня – через дверь.

«А ведь он снова держался ко мне только однойщекой», – запоздало подумал Ванька.

В этой жизни нас постоянно, почти ежесекундноотвлекают от главного. Чаще это просто мелочные дела, пуржащие глаза рванымибумажками забот. Навязчивая мошкара, лезущая в рот и уши. Мы отвлекаемся,размахиваем руками в иллюзии прежде передавить мошкару, а после уж идти, но онавсе пуржит и навязчиво пристает, пока мы не превратимся в сплошную рану.Значит, надо просто идти, не обращая внимания на мошкару и не расчесываяукусов.

Сардапанал Черноморов

К утру ударил мороз, и утонувший в сугробах Тибидохсстал походить на вмерзшую в лед черепаху. Таня подошла к окну.

Буян было не узнать. Еще вчера с утра ботинкиквасили в парке мокрую глину, сейчас же как-то разом, без перехода,установилась зима. Прозрачный сухой мороз при полном безветрии гулко сохранялзвуки. Казалось, дыхание звенит, а скрип снега, вообще всякий случайный звукдробными горошинами раскатывается до самого побережья.

Опасаясь, что школа замерзнет, домовые спешилирастопить печи. Теряя на лестнице поленья, они носились с охапками дров какугорелые. Из окна Таня видела, как из труб поднимается дым. Казалось, оноживляет все, к чему прикасается. Если смотреть сквозь дым, чудилось, чточерепица на крышах шевелится, как драконья чешуя.

Усыня, Горыня и Дубыня, три тибидохскихлоботряса, топтались у подъемного моста. От Поклепа они получили приказотгрести от ворот снег. Усыня и Горыня худо-бедно трудились, то и делопрерываясь, чтобы растереть рукавицами отмороженные носы. Дубыня же,ухитрившийся сломать о лоб Горыни изготовленную из целой мачтовой сосны лопату,за отсутствием орудия производства соскучился и стал бросать снежки.

Первым снежком он начисто снес сохранившиесяразвалины сторожки Древнира, которым Сарданапал уже год как пытался придатьстатус памятника культурного наследия. Второй снежок безобидно сгинул в лесу,третий же неожиданно для хозяина (для ослов большинство подобных вещей всегдапроисходят неожиданно) высадил раму в личной комнате доцента Горгоновой.

Сообразив, что случилось, Дубыня охнул и,закрывая голову руками, понесся по парку, ломая деревья. Скрыться он не успел.Рассерженная Медузия выскочила на балкон, вскинула перстень, и безобразияпрекратились за временным превращением Дубыни в червя.

Тане сама собой вспомнилась шутливая задачкадля первого курса, придуманная Тарарахом:

«Циклоп, находящийся в хорошей спортивнойформе, может пинком отправить болонку на семьдесят метров, что в двести разменьше количества волос в бороде у лешего. Сколько зубов выбил Дубыня Горынесвоей палицей и какова средняя длина дождевого червя?»

Таню охватило вдруг бесконечноенеконтролируемое счастье. Оно было подобно внутреннему дуновению, точно один извчерашних ветерков-мародеров забрался к ней в ухо и теперь выметал из нее тоскуи дурное настроение.

Она бросилась к футляру, откинула крышку,схватила контрабас и смычок. Рваные звуки разлетались по комнате,непредсказуемо видоизменяя реальность. В комнате то мелькали фиолетовые цветы,то с потолка начинал накрапывать дождь, то из-под кровати доносилось тоскливоемычание.

Перстень Феофила Гроттера негодующезакашлялся, отплевывая возмущенные искры. Это был намек, что Таня так толком ине научилась преображать реальность, используя контрабас и смычок. В концеконцов, маголодии, флейтой ли, не флейтой ли произведенные, – удел светлыхстражей. Все же прочие, вторгаясь в их исконную область, подобны табуну коней,пришедших записываться в кружок выпиливания лобзиком.

Неожиданно вместе с женой заявился поручикРжевский, показал билет и чинно уселся на кровать, сложив на коленях руки.

– Мы пришли на концерт! Не прекращайте играть,маэстро! Мы есть, но нас все равно что нету! – сказал он.

Недолеченная Дама закивала, поднося к глазамлорнетку.