Очаровательный повеса - Элизабет Хойт

в ее жизнь кошмары, даже при свете дня. Она подняла глаза и похолодела. В двери, оставленной Жаном-Мари открытой, сидела гигантская слюнявая собака с острыми, как у акулы, клыками, и в упор смотрела на нее.

И Эва закричала во всю силу легких.

После того как полчаса успокаивал Маклиша и Фогеля – архитектор и композитор могли бесконечно спорить обо всем, начиная от формы оркестровой галереи и кончая количеством светильников в ложах, – Аса направился в свой кабинет. Он чувствовал себя виноватым, хотя и категорически не желал это признавать. Да, он должен был помочь мисс Динвуди пробраться сквозь лабиринты бизнеса, весьма, кстати, запущенного, но одна только мысль о цифрах и расчетах вызывала у него нервную почесуху, поэтому он, конечно, не слишком спешил, но тут услышал женский крик.

Сомнений не было – это мисс Динвуди!

Аса перешел на бег и уже через несколько мгновений достиг двери своего кабинета.

Огромный мастиф, жутко худой и явно голодный, как раз вознамерился подойти к жертве, но его спугнул хозяин кабинета.

Мисс Динвуди сидела за столом, прямая как палка, не сводя глаз с собаки, с искаженным первобытным ужасом лицом. Когда она, с трудом втянув воздух, закричала снова – тонко, пронзительно, безумно, – он бросился к ней и протянул руку, желая только одного: успокоить. Она подняла на него глаза, полные непролитых слез, и что-то внутри у него оборвалось. Мисс Динвуди: чопорная, серьезная, пунктуальная – в общем, воплощение всего раздражающего, но, главное, смелая – не может выглядеть такой одинокой и потерянной.

– Мисс Динвуди, – пробормотал Аса. – Эва.

Только прикоснуться к ней он не успел, сметенный ураганом по имени Жан-Мари. Чернокожий дьявол пронесся мимо Асы и обхватил хозяйку своими ручищами.

– Тише, тише, моя маленькая. Жан-Мари здесь, рядом, он никому не позволит обидеть свою госпожу.

Глядя через плечо великана, Аса увидел, как мисс Динвуди часто заморгала, потом ее лицо сморщилось, и, приникнув к груди слуги, она залилась слезами. У него появилось ощущение, что он стал свидетелем чего-то очень интимного: словно увидел ее не плачущей, а обнаженной.

Лакей обернулся, недовольно посмотрел сначала на него¸ потом на собаку, которая теперь лежала на полу и скулила.

Поняв намек, Аса махнул рукой и крикнул псу:

– Пошел вон.

Собака вскочила и выбежала из комнаты. Она, конечно, могла напугать только ростом, но, тощая и полумертвая от голода, никакой угрозы не представляла.

Аса украдкой оглянулся: мисс Динвуди не должна видеть, что он стал свидетелем ее слабости. Это было бы для нее унизительно, а он не хотел с ней ссориться. Аса задумался и удивился своим мыслям. А что, если бы, оттолкнув чернокожего дьявола, мисс Динвуди обнял он…

Безумие какое-то!

Аса поспешил ретироваться, тихо закрыв за собой дверь.

За дверью тем временем собралась небольшая толпа, возглавляемая встревоженным Маклишем. Собаки нигде не было видно.

– Что случилось? Кто кричал? – За ним, скривив губы, топтался Фогель. Из дверей одной из гримерок выглядывали танцовщицы.

– Не о чем беспокоиться, – отмахнулся Аса. – Мисс Динвуди согласилась помочь нам со счетами, работала, а собака ее напугала. В той части Лондона, где она живет, нет бродячих собак.

– Я видел вчера эту зверюгу, – пробормотал один из строителей. – Давно надо было ее поймать и утопить: того и гляди на кого-нибудь набросится.

– Такая страшилища! – воскликнула одна из танцовщиц, демонстративно вздрогнула и, подмигнув Асе, с хихиканьем скрылась в гримерке.

Постепенно люди разошлись и вернулись к работе, осталась лишь Виолетта, в темно-красном платье, выгодно подчеркивающем ее экзотическую красоту.

– Мисс Динвуди не показалась мне трусихой, способной устроить истерику при виде бедной собаки.

Аса оглянулся на дверь, потом взял ее за руку, отвел подальше от своего кабинета и тихо сказал:

– Она действительно была безумно напугана. Клянусь, никогда не видел ничего подобного.

– Знаешь, одна моя знакомая очень боялась темноты, – задумчиво проговорила актриса. – Еще ребенком мать запирала ее за любую провинность в темном подвале, и травма осталась на всю жизнь. Девушка никогда не кричала и не плакала, но сопротивлялась, как дикое животное, если надо было войти в комнату, где не было света.

Как обычно, итальянский акцент Виолетты полностью исчез, когда она оставалась наедине с ним и о чем-то напряженно думала. Аса иногда задумывался, выезжала ли она когда-нибудь за пределы Англии вообще.

Аса распахнул дверь, что вела в сад, и в это время над ними раздался странный скрежет. Инстинктивно отскочив в сторону, он потянул за собой и Виолетту подальше от стены театра, и вовремя: в следующее мгновение на то самое место, где они находились секунду назад, со страшным грохотом рухнула часть черепичной крыши.

– О боже! – воскликнула Виолетта почему-то с говором уроженки Ньюкасла.

– Какого дьявола? – Аса ошарашенно воззрился на груду черепицы, потом поднял глаза на крышу, но там никого не было видно.

Распахнулась дверь, в сад выбежали Маклиш и Фогель и одновременно закричали:

– Что случилось?

Виолетта указала на груду черепицы.

– Кто-то хотел нас убить.

– Не может быть! – испуганно заморгал Маклиш. – Наверняка просто плохо закрепили черепицу, вот и все. Случайность.

Аса хмуро взирал на изрядную гору битой черепицы. Будь он чуть медлительнее, под этими самыми осколками сейчас лежали бы два трупа – его и Виолетты. Как-то все это было… странно и пугающе.

– Мне не нравятся такие случайности, – заявил Фогель, в точности озвучив мысли Асы.

– Мне тоже, – дрожащим голосом сказала Виолетта. – Я вообще не люблю случайностей. Любой испуг вреден для здоровья. И для моего голоса.

Аса обнял ее за плечи.

– Этого больше не повторится, дорогая. – Потом, устремив серьезный взгляд на Маклиша, он добавил: – Убедись, что все строители знают свое дело. Еще одна такая случайность – выгоню всех к черту.

Архитектор, похоже, обрадовался.

– Все возвращаются к работе!

Вместе с Фогелем они сопроводили разочарованных зрителей обратно в театр и закрыли двери.

Аса, хмурясь, взирал на разбитую черепицу. У него, конечно, есть враги, и немало, это правда, но…

– Пойдем, дорогуша, – сказала Виолетта с итальянским акцентом, который чудесным образом вернулся, взяла его под руку и попросила: – Расскажи мне о смертельном страхе мисс Динвуди перед собаками.

Аса покачал головой:

– Она кажется мне достаточно разумной для столь беспричинного ужаса.

Виолетта пожала плечами.

– У каждого из нас имеются свои слабости. Между прочим, я видела эту собаку: далеко не маленькая.

– Да, но она такая дохлая, – сказал Аса, продолжая хмуриться. – Никакой угрозы. А мисс Динвуди была в таком ужасе, что, по-моему, меня даже не заметила.

Перед новой галереей для музыкантов они остановились. Это было открытое место,