Серебряный медведь - Владислав Русанов

И уж совсем у перекрестка, почти на величавой Прорезной, торчал, высовываясь на мостовую, приземистый дом, занимаемый вельсгундцами. Лет сто назад тогдашний посол королевства приказал перестроить выделенное ему столичным магистратом здание, приведя его в соответствие с обычаями и привычками своего народа. Теперь миссия располагалась в четырехугольном доме с внутренним двориком, посыпанным желтым песком, с узкими окнами-бойницами, глядящими на прохожих, и плоской крышей, по краю которой торчали каменные зубцы, отлично прикрывающие лучников, если кому-то из горожан придет в голову штурмовать посольство.

До недавнего времени объединенное королевство Вельсгундии и Южной Гералы было не просто дружественным по отношению к Сасандрийской империи, а питало серьезные надежды по добровольному присоединению к величайшей державе материка. Но, как говорится, человек предполагает, а Триединый располагает. Король т’Глиззен фон Торберг скончался, не оставив наследников. Регентский совет серьезно задумался об избрании новой королевской династии из наиболее властных и богатых дворянских родов страны. Знать тоже задумалась, подкрутила усы и включилась в увлекательнейшую борьбу. Надежный фаворит, на коронацию которого рассчитывали правящие круги Сасандры и сочувствующая империи элита королевства, молодой князь т’Оборк по глупой случайности погиб на охоте. А по случайности ли? Кто же его знает? Многие говорили об участии засланцев из Айшасы – единственного королевства, осмеливающегося в открытую бросать вызов Сасандре. Но подпилов на сломавшемся держаке рогатины не обнаружили, а следовательно, оснований для обвинения шпионов какой бы то ни было страны не нашлось. Так или иначе, честно или не вполне, гонки за королевской короной выиграл немолодой, небогатый князь из предгорьев – т’Раан фон Кодарра. Уж кто-кто, а он Империю не любил. В юности даже сбежал из дому и, по слухам, поддерживал восстание дроу против Сасандры. Может, и поддерживал, но, скорее всего, лишь разговорами по трактирам…

Но, как бы там ни было на самом деле, а король т’Раан объявил о сокращении дипломатической миссии вдвое, отозвал влиятельного и уважаемого князя фон Штанберга, сделав его чрезвычайным и уполномоченным послом в Айшасе, то есть попросту отправил от греха подальше за Ласковое море. Представителем Вельсгундии в Аксамале его величество назначил своего троюродного дядьку, князя т’Клессинга, старого, желчного, сварливого.

Прежде ухоженное здание начало потихоньку приходить в запустение. В конюшне пустовали стойла. Пять из восьми. Углы в комнатах зарастали паутиной. Тускнели изящные кубки. Точнее, они потускнели бы, когда б успели. Т’Клессинг быстро понял, что государственное имущество, порученное его надзору, может стать личным. Фалесские занавеси, итунийские ковры, дорландский малахит, айшасианская яшма, столовое серебро ушли через черный ход. Князь серьезно подумывал отдавать комнаты первого этажа внаем. К сожалению, желающих пока не находилось.

Поэтому в одном из пустующих чуланов – тесном и темном – т’Клессинг разрешил временно пожить молодому дворянину, который до недавнего времени учился в Аксамалианском императорском университете. Учился, нужно сказать, неплохо. Закончил подготовительный факультет пусть не с отличием, зато в срок, не просиживал по пять-шесть лет на каждом курсе, как некоторые. Парень мог бы посвятить себя теологии или юриспруденции, но по глупости ввязался в пьяную драку в борделе. Само по себе поведение не предосудительное ни для аксамалианского школяра, ни для дворянского сынка из Вельсгундии. Никуда не денешься – кровь играет, кулаки чешутся, а языки так и норовят пощекотать самолюбие имперских гвардейцев или просто столичных хлыщей. Драться не стоило в день тезоименитства матушки государя императора. Тем более с кровопролитием, а во время потасовки двое забияк погибли и еще двое получили довольно тяжелые увечья. Городская стража живо сцапала как студентов, так и офицеров и препроводила их в тюрьму. Всех их ждало суровое наказание. Самое малое – солдатчина, а так – каторга в каменоломнях или железорудных копях, возможно, галеры. Это наказание равносильно, по сути, смертной казни. Два-три года, и человека нет. Суд магистрата Аксамалы не поглядел бы на то, что т’Гуран фон Дербинг – так именовался бедный малый – подданный чужого государя. Подумаешь! Живешь в Сасандре, подчиняйся законам империи. К счастью, ему удалось передать весточку из тюрьмы. Ее т’Клессингу принес университетский профессор, похожий статью скорее на молотобойца, чем на астролога. Послу пришлось выказать немало изворотливости и таланта ублажать самодуров-чиновников, прежде чем парня выпустили с условием немедленной высылки за пределы Сасандры. Немалую роль сыграло, пожалуй, и серебро, которого т’Клессинг изрядно сыпанул в карманы начальника стражи и судьи Нодрельма, чтобы роль молодого фон Дербинга в досадном происшествии выглядела настолько незначительной, настолько маленькой… Словом, высылка должна искупить ее полностью.

Нынче утром доверенный слуга господина т’Клессинга оседлал двух коней. Не самых лучших. Один – костлявый чалый мерин с поседевшей от прожитых лет мордой. Будто в муку обмакнули. Второй – помоложе, гнедой, со следами породы в поставе головы и шеи, но с раздутыми путовыми суставами. Ставил он ноги так, словно прикасался копытом к острым клинкам. То ли последствия опоя, то ли порвал связки на непосильной работе.

Спустившись на чисто подметенный двор, господин посол оглядел коней, склонив голову набок, и остался доволен. Не хватало еще отправлять в неизвестность дорогих скакунов. Ничего. Сгодятся. Тише едешь, дальше будешь. Опять же, у разбойников, дезертиров и армейских ремонтеров меньше желания возникнет лишить путешественников средств передвижения. А ведь им предстоит пересечь Вельзу, бурлящую от временных лагерей наемников и воинских частей, оттянутых на переформирование; Северную Тельбию, где идет самая настоящая война – король Равальян с радостью воспринял приход сасандрийских полков, но ландграфы полезли на стену от возмущения и подняли народ на борьбу; Гоблану, неспокойную и в мирное время, а теперь наверняка полную беженцев; Дорландию, не отличающуюся дружелюбием по отношению к жителям к соседней Вельсгундии; наконец, родную державу, где запросто можно было нарваться на вооруженные отряды охотников за приключениями и добычей. Если погибнет молодой фон Дербинг, значит, так тому и быть – не повезло парню. А вот если украдут коней, находящихся в личной собственности т’Клессинга, это уже обидно. Для того ли он страдает на чужбине, чтобы еще и разориться из-за какого-то молокососа?

– Зачем новую уздечку нацепил? – хмуро проговорил посол, позевывая спросонья.

Слуга – вертлявый мужичок годов сорока от роду – лениво пожал плечами:

– Какая ж она новая, ваша милость? Три раза уже чиненная… – Он ткнул пальцем в нащечный ремень. – Вона, свеженькое еще. Не затерлося. И вот тута… И вота еще…

Т’Клессинг недоверчиво прищурился:

– Да? Ну, ладно. А седло? Из тех выбрал, что я сказал?

– А то как же? Нешто я не понимаю? – Конюх хитро усмехнулся. – Ежели Триединый поможет, до Гобланы доберутся. А там…

– А там – не твоя забота. И не моя! – отрезал посол. – Тряпочкой потри, чтоб блестело, и годится!