Остров мертвых - Роджер Желязны

В свое время «на чай» давали лишь тогда, когда требовалось,чтобы вам быстро и расторопно оказали какую-нибудь услугу. В некотором смысле,это должно было хоть как-то компенсировать низкую заработную платуопределенного класса служащих. Все это понимали и принимали, как должное. Ноуже в двадцатом веке, когда я родился, туризм для большинства развивающихсястран стал основным источником доходов. Местные жители смотрели на туристовлишь как на денежные мешки. Вскоре это стало традицией, и постепенно такаяточка зрения возобладала во всех остальных странах, даже и в тех, откудаприезжали туристы. Отныне каждый, кто носил униформу, знал о той выгоде,которую несли совершенно бесполезные, но выполненные с угодливой улыбкой,услуги. Человек в ливрее завоевал весь мир. С тех пор мы все превращаемся втуристов, едва перешагнув порог собственного дома. Мы становимся гражданамивторого сорта, которых безжалостно эксплуатируют армии улыбающихся слуг.Бескровная революция, которую совершили швейцары, официанты и привратникипобедила! Навеки!

Теперь в любом городе, куда бы я ни приехал, люди в ливреяхбросаются мне навстречу, смахивают перхоть с моего воротника, суют в рукурекламную брошюрку, сообщают последний прогноз погоды, молятся за мою душу,следят, чтобы я не промочил ноги в ближайшей луже, протирают стекла моегоглайдера, держат над головой зонтик — как в дождливые, так и в солнечные дни,светят на меня ультрафиолетовым фонариком, если небо закрывают тучи, сдувают содежды прилипшие нитки, чешут мне спину, бреют мне шею, застегивают мнеширинку, начищают мои ботинки… и, главное, улыбаются. Прежде, чем я успеваюпослать их куда подальше, их правая рука уже наготове. На уровне пояса, ладоньювверх.

Черт возьми! Каким благодатным местом стала бы вселенная,если бы мы все носили ливреи — блестящие и поскрипывающие. Нам бы всем пришлосьулыбаться друг другу.

Я вошел в лифт и поднялся на шестидесятый этаж, гденаходился главный зал ресторана. Тут я сообразил, что следовало бы заказатьстолик заранее по телефону. Все места были заняты. Я совсем забыл, что завтрана Дрисколле праздник. Метрдотель записал мое имя и попросил подождать минутпятнадцать-двадцать, поэтому мне ничего не оставалось, как отправиться в одиниз баров тут же поблизости и заказать кружку пива.

Сделав пару глотков, я, не торопясь, стал рассматриватьпосетителей. Напротив, в другом конце фойе находился точно такой же бар,погруженный в полумрак. Там я заметил чью-то толстую физиономию, котораяпоказалась мне подозрительно знакомой. Для таких случаев я запасся специальнымиочками, впрочем очки они напоминали только с виду и были не хуже иноготелескопа. Я нацепил их на нос и внимательно изучил лицо, теперь повернутое комне в профиль. Нос и уши я узнал сразу. Правда, волосы были совсем другогоцвета, да и кожа стала чуть темнее, но ведь это так просто сделать.

Я встал и направился было в тот бар напротив, как вдруг меняостановил официант и заявил, что выносить выпивку за пределы заведения неразрешается. Когда я объяснил, что направляюсь всего лишь в соседний бар, онулыбнулся и предложил отнести кружку за меня. Ох уж мне эта улыбка и рука упояса! Я прикинул и решил, что купить новую кружку обойдется дешевле. Поэтому яответил, что разрешаю ему допить пиво за меня, если хочет.

Толстяк сидел один, с бокалом чего-то искристого передсобой. Подойдя поближе, я снял очки и сознательно шепелявя, спросил:

– Вы позволите, мистер Бейнер?

Он слегка вздрогнул под броней своей толстой шкуры. При этомслои его подкожного жира колыхались еще некоторое время. Он уставился на менясвоими свиными глазками. Похоже, что мысли его в это мгновение закрутились, какдьявол в беличьем колесе.

– Должно быть, вы ошиблись… — начал было он, улыбаясь,потом улыбка дрогнула и пропала. Он поправился: — Нет, похоже это я ошибся. Нопрошло столько времени, Фрэнк, мы оба так сильно изменились.

– …еще бы, — подхватил я, вернув своему голосунормальное звучание. — Нас совсем не просто узнать, когда мы путешествуеминкогнито.

Я сел за столик напротив него. Он, на удивление быстро,будто притянув его на аркане, подозвал официанта и спросил меня:

– Что будешь пить?

– Какого-нибудь пива, — ответил я.

Официант кивнул и удалился.

– Ты уже ужинал?

– Нет, я ждал в баре напротив, пока освободится место,и тут увидел тебя.

– Я уже поел, — сообщил он мне, — и если бы передуходом мне внезапно не захотелось бы пропустить рюмочку, мы бы, наверное, невстретились.

– Странно, — сказал я, потом добавил: — Грин-Грин.

– Что?

– Verde, Verde. Grun, Grun.[5]

– Боюсь, что не понимаю тебя. Это что, какой-то пароль,и я должен дать отзыв?

Я пожал плечами.

– Считай это молитвой о сокрушении всех моих врагов,если хочешь. Что у тебя нового?

– Теперь, раз уж мы встретились, — произнес он, — нам,конечно, стоит кое о чем поговорить. Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?

– Ну разумеется.

Тут как раз метрдотель объявил о заказе Лоуренса Коннера, мыперешли за столик в одном из бесчисленных залов ресторана, расположенных наэтом этаже. В ясную погоду отсюда открывался прекрасный вид на залив, носегодня все небо было затянуто тучами, и лишь огни буев да изредка вспыхивающийлуч прожектора пробивал темную завесу над бушующим океаном. Бейнер решил, чтоего голод еще не до конца утолен, и заказал себе новый ужин. Я не успел инаполовину расправиться со своим бифштексом, как он с поразительным проворствомуплел целую гору спагетти. Вскоре к ней присоединилось огромное блюдо жареныхколбасок, и Бейнер приступил к сэндвичам и кофе.

– Ух, — перевел он, наконец, свое дыхание, — совсемнеплохо.

Рот его расплылся в широкой улыбке, в которую он тут жезалез зубочисткой. Признаюсь, я впервые за последние сорок лет видел егоулыбающимся.

– Сигару? — предложил я.

– Спасибо, не откажусь.

Зубочистка уступила место сигаре, и нам сразу принесли счет.Я всегда так поступаю в людных ресторанах, когда официанты не спешат со счетом.Клубы табачного дыма действуют на них потрясающе — они моментально вырастаютрядом с вашим столиком со своим блокнотом.

– Плачу я, — заявил Бейнер, когда я взял счет.

– Не говори ерунды. Ты же мой гость.

– Ладно… Как хочешь.