По обе стороны любви - Елена Лобанова

— М-м, — отозвался муж, ворочаясь в кресле и не открывая глаз.

На часах было четверть одиннадцатого.

Вероника вздохнула и поплелась в детскую. У двери остановилась. Света нет, и как будто тихо — неужто сами легли вовремя?

Но не тут-то было, вот Маришкин голос. Что-то бубнит, вроде сказку рассказывает…

— …И вдруг видит — въезжает в комнату черный-пречерный гроб на колесиках! А в черном гробу на черном покрывале…

— Ты совсем идиотка, что ли?! — заорала Вероника не своим голосом, врываясь в детскую и отвешивая Маришке полновесный подзатыльник. — Ребенка на ночь пугать! Дылда здоровая!

Через мгновение уже ревели все: Туська убежденно и с полной отдачей, как все, что она делала, Маришка — безутешно, не в силах пережить обиду, Вероника — прижимая к груди и заливая слезами пострадавшую Маришкину макушку.

— Ну, вы там, бабы! Сбесились совсем? — рявкнул Николай, и все на минуту притихли.

Среди ночи, как выстрел, ее пронзила мысль о пластилине.

Проснулась она сразу, но постаралась сохранить самообладание. Спокойно, не впервой! Не привыкать. В сущности, все как всегда. В то время как нормальные люди… Так, это мы уже проходили. Проехали!

Но что же теперь, спрашивается, делать? Неужто писать записку: «Извините, не успела купить дочери пластилин из-за срочного собрания, потому что мой ученик, понимаете ли, брызнул на уроке газовым баллончиком»?

И что же после этакого объяснения учительница подумает о школе? И о ней?

Кошмары, только того и ждали, разом восстали изо всех уголков сознания и принялись приближаться мерными страшными шагами, обступая со всех сторон, замыкая круг. Мысли заметались между ними, не находя приюта.

О Маришке: у ребенка репутация растяпы, все благодаря заботливой мамаше — деньги сдает вечно последней, вечно без альбома, или без сменной обуви, или, как сегодня, без пластилина!

О Туське: читать до сих пор не умеет, характер несговорчивый да плюс формирующийся сколиоз, — и кто, интересно, должен всем этим заниматься, готовить ребенка к жизни?

А неглаженого белья стопка давности уже недельной?

А петли некупленные для шкафа, дверца так и висит?

А литературно-музыкальная композиция ко Дню учителя?

И в заключение явилась самая ужасная мысль…

ПОСЛЕДНИЙ ДЕТЕКТИВ БЫЛ ДОЧИТАН ПОЗАВЧЕРА!!!

…Выходов, как обычно, нашлось два: в психушку и во Флоренцию тринадцатого века. И, как обычно, после некоторых колебаний Вероника склонилась ко второму. Потому что на самом почетном месте ее полки, поверх стопки детективов, красовался теперь набор открыток с музейными репродукциями, и в любое время суток можно было обменяться взглядом с флорентийской тезкой.

А также и потому, что в сумке ее между пачкой тетрадей и блокнотом, по соседству с папкой календарно-тематического планирования и расписанием внеклассных мероприятий, незаметно прижилась «История средних веков» для седьмого класса, время от времени уступавшая место какому-нибудь побуревшему фолианту либо легкомысленному глянцевитому буклету с видами Италии.

И часто, улучив минутку на шумной перемене, Вероника вынимала книгу и, открыв, замирала над ней в восхищении.

— Свет, ты посмотри! Замечаешь? Там, по-моему, небо другого цвета! — делилась она наблюдениями.

— Ух ты, точно! В алмазах, — подтверждала Светка.

— Представляешь? Вчера зашла в лермонтовскую библиотеку, отксерила пару флорентийских средневековых пейзажей. И сама не разберу теперь: на котором палаццо Веккио? — жаловалась Вероника. — А самое странное — у них площади, оказывается, располагались не перед домами, а вокруг них!

— Может, тебе заодно и часов моих подбросить? — веселилась Светка. — Как молодому специалисту по Средневековью? Эмхэка уже освоила, в краеведении как у себя дома, теперь можно и историю! Бери в седьмом «Д» — как раз в коррекции. Решайся! Ты ж у нас по классам коррекции профессор!

А потом интересовалась въедливо:

— Говоришь, твоя Вероника — такая уж суперкрасавица? Ох, не верится что-то! Видела я этих средневековых красоток! Небось волосы сбриты на полголовы, а бровей нет вообще?

— Почему это нет бровей? — заступалась за тезку Вероника. — Все на месте! И волосы не сбриты…

Хотя в последнем она не была уверена на сто процентов. Черты лица молодой донны были выписаны, пожалуй, чуть-чуть грубовато и самую малость несимметрично, точно художник работал не слишком стараясь. А может, он все внимание сосредоточил на улыбке?

— Подозрительный какой-то твой портрет, — без труда прочтя ее мысль, заключила Светка. — Не иначе — подделка! Художник неизвестен. Да и вообще, какие там портреты в Средневековье? Человек по тогдашним понятиям — вместилище всех грехов. Ладно бы еще изобразить святого или сцену из Библии! Это уже в Возрождение — портреты, стихи, Ромео и Джульетта…

— Так Возрождение, по-твоему, сразу в один день наступило? — из последних сил сопротивлялась Вероника. — Команду дали — и вперед?!

— Ладно-ладно, оставайся со своей прекрасной дамой! — великодушно разрешила Светка. — Раз уж никого достойнее не нашла…

Челка ее взлетела и опустилась. Серебристые тени блеснули на веках. Помада «Орифлэйм» — тон «восточные пряности» — оттенила мелированные светло-рыжие пряди в волосах.

Вот интересно: а если бы на все это взглянула знатная флорентийка?

Но пока Вероника оформляла свою мысль в слова, Светка очутилась в другом конце коридора. И не догонять же ее было на глазах детей!

И не рассказывать же ей было, — да и не поверит, пожалуй! — что замок старого чемодана открывался теперь не со скрежетом, а с приветственным ворчанием, и амбарная книга, исписанная уже не менее чем на четверть, с нетерпением поджидала ее на самом верху.

Что ни день, являлись ей новые фразы: то в стихах, то в прозе, а то вдруг сплошным диалогом, как в пьесе. Кириллица порой вежливо уступала место латинскому алфавиту, а на полях вдруг обнаруживались таинственные фигуры в длинных одеждах. И казалось, они сами не могли еще определиться точно — мужчины они или женщины, господа или слуги, герои ли романа или персонажи драмы. Но голоса их становились с каждым днем звонче, а лица обретали способность улыбаться и хмуриться.

И всегда неизменным оставалось одно: стоило только открыть тетрадь, как с легкой улыбкой являлась рядом прекрасная тезка Вероники, без сомнения, покорившая сердце таинственного живописца.

И стоило произнести ее имя с ударением на «о» — Веро-о-оника! — как земля, тихо дрогнув, совершала поворот на магическое число градусов, по пути небрежно стряхнув с себя семь столетий, и совершенно другая, удивительная жизнь творилась на ней!

…Ибо поистине все прекрасное и достойное изумления, ради чего возник род человеческий — все это соединяла в себе Флоренция Дученто, проникнутая щедрым солнцем и овеянная свежестью веселой Арно; Флоренция гордая, сильная, грозная, тысячеголосая, окруженная тройным поясом стен и опушенная темной зеленью олив!