По Кабакам и Мирам - Евгений Лесин

Тут, на наше счастье, один из строителей, не выдержав побоев, набросился на конвоиров, троих загрыз зубами, четверо убежали, наложив в штаны, последний, восьмой, умер на месте от страха. А прочие рабы так и продолжали брести вперёд.

– Свобода, братья! – закричал бунтовщик.

– Я теппе тамм сфопотта! – меланхолично заметил патрульный, оттолкнул нас в сторону и достал револьвер. А мы, пользуясь случаем, побежали вслед за конвоирами, успевшими удрать от озверевшего рабочего. По запаху бежали.

Изнурённые спортом, отстали, конечно. Идём по Белокаменной. Переулок Геббельса, площадь генералиссимуса Власова, Роммелевский тупик, Гитлеровский проспект, 1-я улица Эсэсовцев, 2-я улица Эсэсовцев, 3-я… Когда дошли до 28-й – считать перестали. Тем более, что метро увидели. Станция «Герман-город».

– Переход, надо думать, – ярится Лукас, – на станцию «Гестаповская».

И вдруг – грохот, вопли повсюду: шахиды, шахиды! Шахиды еврейские! Спасайся, кто может.

Народ мимо нас валит в панике, а мы у схемы метро стоим, обалделые. Схема вроде знакомая, только названия другие. «Герман-город», «Гауляйтерский мост», «Шиллеровская», «Путчевская», «Улица 1933 года», «Беговая» (почему-то не переименовали – видимо, и ипподром на месте остался), «Ремовская» (ага, видать не было Ночи длинных ножей, потому и победили, гады), «Июньское поле» (небось, 22 июня отмечают), «Бейжидовская», «Тушинская стена». И всё. Конец. Ни «Сходненской», ни «Планёрной». Пусть бы даже с другим названием, но станции-то должны вроде быть.

– А скажите, геноссе, после «Тушинской стены» станций нету, что ли? – спрашиваем у пожилого полицая.

– Есть, конечно, – отвечает, выдыхая перегар, служитель орднунга. (Мы, понятное дело, потому и подошли к нему, что перегар учуяли: хороший, решили, человек, хоть и фашистам служит). – Есть, как не быть: «Тушинская стена» опять же, «Великотушинская», «Сходненская», «Планёрная», «Красногорская», «Дедовская», «Волоколамская» – много станций, всех не упомнить.

– А почему их на схемах нет?

– Другая страна, ясное дело. Великотушинская Монархическая Республика имени Царя Дмитрия. Вы что, не знаете?

– Мы из Лодейного Поля понаехали, – оправдывается Лукас, – До нас только вялые отголоски ваших событий докатываются. У нас народ другими вопросами интересуется: деревенские мы!

– То-то я смотрю, в очках оба и выпимши уже, – ласково улыбнулся фашист.

– Ну так чего там с моим любимым Тушином? – капризничает Лесин.

– А, Великотушинская республика-то? Ну как же, ещё в 41-м, когда немцы Москву брали, первый десант в Тушино высадился. Тушинские мужики тевтонов в Сходне утопили. Москву немцы взяли, а Тушино не смогли. Когда мирный договор с американцами о переделе Европы подписывали, янки специальным пунктом провели требование, чтобы объявить Тушино вольным городом. Ну а тушинцы, видимо, вспомнив 1612-й год, провозгласили себя Великотушинской Монархической Республикой имени Царя Дмитрия. Она аж до самого Волоколамска тянется, даже чуть дальше, до станции метро «Шаховская». Там, правда, поговаривают, стремно – банда Мартина и Куулыненна орудует – «Рабочий порядок». Никого не боятся, насмехаются над нами. Ограбят какого-нибудь бедолагу и говорят ему: утром ещё наведаемся – и отомстим. Некоторые верят и стреляются от страха. Совсем эти гады озверели, даже и в эРэФ – Россия Фашистская, так мы теперь называемся, если вы не забыли – наведываются порой. На каждом углу портреты висят и плакаты. «Смерть Мартину, жидовскому убийце и бей Куулыннена, позор финского народа!». Недавно вот Мавзолей фюрера пытались взорвать, сегодня вагон на «Герман-городе» подожгли. Бандиты, что и говорить. Хотя… – и он покосился на бутылку, торчавшую у Лесина из-за пазухи.

– А что, дедушка, неплохо бы вина выпить, – предложил предупредительный Лесин.

– Ну, угости.

В самом деле – неплохой он оказался мужик, по дороге от трёх конвоев нас спас, дескать, это мои рабы, я их на прогулку вывел, а теперь веду обратно, на цепь сажать. Конвоиры, конечно, за доброту его пожурили, но – ничего не поделаешь. Каждый со своими рабами поступает так, как ему подсказывает совесть.

Сидим, значит, у Адольфыча в бытовке, распиваем, о жизни под немцем калякаем.

– Меня вообще-то Петровичем звать, – откровенничает он, – но тевтоны установили тут Новый Орднунг, всех переименовали. Кого в Адольфа, кого в Ганса. Я теперь не Пётр Петрович, а Ганс Адольфович.

– А почему не Ганс Гансович или Адольф Адольфыч? – интересуется Лукас и закуски себе побольше подкладывает.

– Да потому что фашисты – козлы. Ни в чём порядка нет. Верно писал ихний поэт Шиллер: Германия, мол, ты и могучая, и обильная, вот только порядка в тебе нет.

– Ну и хрен с ней, с Германией, – говорит Лесин, – Рассказывай нам про тушинскую освободительную банду, как там её?

– А, про «Рабочий порядок»-то? – смекнул Адольфыч. – А чего рассказывать. Официальные власти Великотушина их не поддерживают, официально-то они против бандитизма антигерманского и оправдываются тем, что Мартин с Куулыненном и в Великотушино шалят. США тоже публично их осуждают: мол, мы против террористических методов, хотя и поддерживаем борьбу за освобождение России от фашистского ига. Израиль, впрочем, поддерживает открыто, но они, говорят, даже лагеря подготовки шахидов еврейских где-то в Африке организовали. Шекели шлют и вагоны с кошерной свининой. Хотите, у меня есть по блату?

Хлопнули мы ещё по рюмочке, закусили свининой арабской (Адольфыч по стариковски перепутал, конечно, свининка халяльной была, а не кошерной, но нам без разницы – лишь бы не баварской), грустим. Адольфыч продолжает.

– А году, что ли, в 47 или 49, не помню, обнесли Великотушино Великой Тушинской стеной – якобы, чтобы от банды уберечься, а на деле, чтоб не бежали граждане от немецкого счастья. «Рабочий порядок» все равно и теракты устраивает, и завозит запрещённые товары, и разлагает общество. За Тушино, что ли, ребятки?

Выпили за Тушино, Адольфыч уснул, а мы решили на станцию «Тушинская стена» ехать, к своим пробираться.

– Это что же, – говорит Лукас, – от всей России одно только Тушино осталось, а остальное под фашистами?

– Все кругом разрушено – осталось только Тушино, – грустно кивнул Лесин, – Ну хорошо, что хоть оно осталось. Я на Тушинском аэродроме все ходы-выходы знаю, обманем тевтонов.

Взяли у Адольфыча горсть жетонов со свастиками, загримировались под истинных арийцев и пошли. В поезде уснули, конечно, растолкал нас фашистский машинист:

– Станция «Тушинская стена», поезд дальше не идёт!

– А меня, блин, не е… не интересует. Это, блин, моя страна, – злимся-материмся в ответ мы, но, конечно, просыпаемся и поспешаем прочь, пока не расстреляли – тут с этим, видимо, быстро, все стены в метро кровью заляпаны.

Повёл Лесин трущобами какими-то, закоулками, но на аэродром вывел. Странный какой-то аэродром: вместо широкого поля – бетонные стены, склады, сараи обветшалые. Зашли мы по привычке в заброшенный кабак с игривой надписью «Баварская сосисочная». Никакой там сосисочной, конечно, не было, тлен и запустение, в углу нагажено, но под барной стойкой кто-то, для нас, наверное, оставил пару рюмашек. Делать нечего – допили припасённую бутылку, пошли дальше, тайный ход в Вольное Тушино искать.