Полусолнце - Кристина Робер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Рэй, – голос призрачного незнакомца, лишь минуту назад терзавший нас в темном лесу, снова зазвучал отовсюду, – неужели ты забыла о нем, Рэй?
Краем глаза я увидел, как Рэйкен стиснула зубы и зажмурилась. Девчонка с пшеничными волосами душила мальчика, а тот безмолвно плакал и смотрел на женщину, с которой они были так похожи. Ее сын?..
– Что же ты делаешь, Рэй, – шептала черноволосая женщина сквозь рыдания. – Что же ты наделала…
Глаза мальчика закатились, он обмяк, и девчонка едва успела подхватить его. Она опустилась на колени, прижала мертвое тельце к себе и уткнулась в него головой.
Женщина упала на траву и завыла. Сквозь ее горе прорвался холодный шепот незнакомца, но я не слышал слов. Сцена с задушенным мальчиком, ярким солнцем и зеленой травой быстро растворялась в темноте.
Рэйкен дышала шумно и прерывисто, а внутри меня все разрывалось на части. От горя, которое я каким-то образом разделил с черноволосой женщиной, от ненависти, вспыхнувшей к таинственному призраку и девчонке, которая задушила мальчика.
– Это произошло на самом деле?
– Нет.
– Лжешь! За что ты его убила?
– Тебя это не касается, хого.
– Скажи. – Я с силой развернул ее к себе, схватил за плечи и хорошенько встряхнул. – Ты торчишь с нами уже сутки! Мы свои намерения озвучили, а ты юлишь. Что тебе нужно от нас? Зачем сбежала, а потом вернулась? Зачем осталась? Тебе же от поисков Мидори никакой выгоды!
– Ты боишься меня, хого Шиноту? – спокойно спросила она.
Я замешкался. Перемены в ней поражали: от недавних эмоций не осталось и следа, острое лисье лицо излучало лишь холодное спокойствие.
– Не могу я бояться того, кто сам боится. Нет, Рэйкен, я тебе просто не доверяю.
– Это хорошо. С этим можно работать.
Рэйкен отступила на шаг.
– Смотри, хого, расклад такой. Мы можем заключить сделку…
– Ага, как же, – бросил я.
– Выслушай, идиот, – устало вздохнула она. – Я помогу тебе найти мир, в котором сейчас обитает твоя Мидори, но взамен ты подаришь мне свою защиту.
– Каким образом? В туалет с тобой ходить за ручку?
– Если понадобится, будешь ходить! Демон, который наслал сейчас видение, жаждет мою голову. И без твоей защиты он обнаружит меня раньше, чем я найду эту вашу Мидори. Чуешь, чем пахнет?
Вот гадина. Я не знал, насколько правдивы ее сказки, но видел сам, как она боится этого призрака. Что там между ними произошло – непонятно, да и не слишком хотелось лезть в эти дебри. Но их разборки действительно могли закончиться ее смертью, а у меня других ключей в загробный мир не было.
– Ну давай сюда свой контракт.
– Контракт? Слово мое – контракт. Или тебе так хочется где-нибудь оставить свою подпись?
– Твое слово ничего не стоит. Я тебе не доверяю, сказал же.
– Удивишься, хого, но я тоже не верю таким, как ты. Тоже мне святоша нашелся. Но попробуем вместе рискнуть? Я даю тебе слово, что найду дорогу в Ёми и разыщу там душу Мидори. А ты пообещай, что до тех пор будешь рядом со мной, будешь защищать меня, не оставишь ни при каких обстоятельствах, только если я сама об этом не попрошу.
– Защищать тебя, пока ты не найдешь Мидори? – фыркнул я. – И искать ее ты будешь до моей старости?
– Зачем? – Казалось, удивление на ее лице было искренним. – Думаешь, мне нравится проводить время в твоей компании?
Она рассмеялась, упиваясь моей растерянностью.
– Обещай, глупый хого.
– Обещаю, – процедил я сквозь зубы.
– А теперь поцелуй меня.
– Что?!
Рэйкен закатила глаза.
– Какой же ты зануда. Вот малышке Мидори повезло. Пойдем.
Наградив меня насмешливым взглядом, она развернулась.
– Рэйкен…
– Ну что?
– Так кто он, тот призрак?
– Что же ты такой приставучий, а? Я украла у него кое-что и этим сильно подпортила ему жизнь. Доволен? А теперь прекращай лезть не в свое дело.
Рэйкен
Конечно, я солгала. Говорить, что это не касалось Шиноту, – все равно что утверждать, будто в моей внешности нет ничего необычного. Но я надеялась хранить свою тайну до самой смерти: такой упертый хого никогда не поймет, почему двадцать лет назад я сделала то, что сделала. Нет, подумать только – и как этот любопытный мальчишка вырос в такого ограниченного идиота!
Милостивая Инари, знаю, ты никогда не заговоришь со мной. Но, пожалуйста, услышь меня, дай сил пережить этот путь.
Пожалуйста.
С тех пор как я впервые увидела демона в темноте, прошло два года. Я не искала встречи с ним и ему подобными, не высматривала блики. Жила себе как раньше: ходила в школу, играла с ровесниками, заботилась о младшем брате и помогала маме выращивать овощи и ягоды на продажу. Единственное, что изменилось, – я больше не опасалась выходить в темноту одна.
Но они находили меня сами. Сначала просто подглядывали, затаившись среди звезд и листвы, иногда появлялись на заднем дворе нашей хижины, но не пытались заговорить или установить контакт. Я замечала их всегда, и они знали об этом. Улыбались, скалились. И, что странно, я тоже улыбалась.
Мне нравилась моя тайна. Она была безобидной, ведь все взрослые знали о существовании демонов, и что такого, если я отчего-то видела их. А еще я думала, что это умение – видеть то, что другим невидимо, – делает меня ближе к отцу.
Странности начались на девятом году моей жизни. Война за власть в нашей стране набирала обороты. Мы хоть и жили в отдалении от основных сражений, но я то и дело ловила обрывки разговоров о жертвах, о жестоких боях и демонах, которые примкнули к людям в надежде поживиться.
Моему брату Касси исполнилось четыре года. Мама созвала его ровесников поиграть у нас во дворе. День стоял жаркий и безоблачный. Взрослые работали в поле и периодически заходили к нам потрепать именинника по голове да утолить жажду фруктовой водой, которую мама всю ночь настаивала на сливах и яблоках.
Я сидела на траве у входа в хижину, перечитывала школьные записи и тихо напевала, посматривая за братом. И тогда увидела его. Это был наш сосед, Ашимару, добрый работяга с огрубевшими руками и россыпью солнечных морщин у глаз. Полгода назад его молодая жена умерла при родах. Ребенка не удалось спасти – задохнулся в утробе. Мама часто навещала бедного вдовца или отправляла меня с гостинцами. Вечерами она смотрела в сторону его хижины, прижимая руки к груди, и ее взгляд становился печальным.