Сожители. Опыт кокетливого детектива - Константин Кропоткин

– А мне завтра надо. Ты зря в «Горжетку» не ходишь. Хорошее местечко.

– Хорошее, конечно. То убьют кого, то ограбят. Что ни день, то аттракцион.

– Ай, прямо целка-невидимка, – Манечка издала смешок, розовый наряд ее пошел тяжелой волной, – Никуда она не ходит, себя блюдет. Иногда только, как прижмет, совершенно случайно, в три часа ночи является в непотребном месте. Шла, понимаешь, интеллигенция за полным собранием сочинений Левонида Левонова фон Шапокляк, да заблудилась, – она поглядела на меня, синяк ее задорно посверкивал, – Пугливый вы народ. Сидите по своим клетушкам, – все мечтаете о вечной любви.

– Кто это мечтает?

– Вы, кто ж еще, – она шумно и коротко вздохнула, – Не люблю несчастливых. А счастливых люблю. Ты со своим давно вместе?

– Это что, допрос?

– Я тут тебе про убийства рассказываю, а ты не хочешь сообщить даже, когда ты начал совать в своего бойфренда свой грязный двадцатипятисантиметровый член. Какая дикая несправедливость!

– А я тебя просил рассказывать?

– А я, типа, хочу сделать из тебя друга.

– Зачем? – я удивился, – Какая тебе от меня выгода?

– Балда ты, балда. Тебе работу менять надо. У тебя уже профессиональная деформация личности начинается.

– А ты что же на сцену не идешь? Ты же «певица», – последнее слово я особенно подчеркнул, – Образование получала.

– Просвистела я свое образование. Раньше надо было думать. Сейчас для дебютанток уже старая, а в самодеятельность мне мой гонор не позволяет.

– Понятно. А могла бы залы собирать.

– А тебе твои катакомбы не мешают?

– Да нет, вроде.

– Ага, а в школе твоей любимой сказкой был «Премудрый пескарь» Салтыкова-Щедрина.

– Какие начитанные пошли бухгалтерши! – рассмеялся я.

– Какие рассчетливые пошли писаки! – рассмеялась в ответ она.

Мы покидали мусор в ближайшую корзину, вдохнули напоследок воздуха – не такого мучительного, как в офисе, и вернулись в служебную хмурь.

А там нас ждал сюрприз – по офису дули ледяные ветры. Сотрудники авторитетного издания спешно утеплялись в пиджаки и кофты

– Из огня, да полымя, – я поежился, застряв у двери.

– На тебя не угодишь, – сказала Манечка, – жарко – тебе плохо, холодно – тоже непорядок. Говорю ж, «премудрый пескарь».

– А у тебя все всегда окей, – тоже с издевкой сказал я, – В кутузку уволокли – прекрасно, по морде дали – замечательно. А какая ты будешь счастливая, когда тебе за убийство Пироговны дадут пожизненное, – я прикусил язык.

– А-ах! – Манечка вскрикнула, только что в ладоши не захлопав, – Слушай-ка, а не ты ли потыкал старичка ножичком тринадцать раз?

– Нет. Не я. А ты не тыкала?

– Нет. Я как раз занята была. Николашке-сожителю один тип приглянулся. А когда всех мести начали, пропал куда-то. Николя – в слезы. Я решила, что загребли ухажера, полезла выручать – ну, и довыручалась… Видишь, полморды набекрень.

– Пройдет, говорю же, – сказал я участливо. Нехорошо ведь, когда людей по мордам бьют.

Нехорошо.

– В общем, встречаемся завтра в семь, – сказала она вдруг, -Княгиню будем глядеть.

– Кошку что ли? – я оторопел.

– Сашулик! Где ты, Сашулик, вонючка моя немытая! – загремела она на весь офис, – Обдай же тетю теплом души своей! Согрей же поскорей! Тетя уже синеть начала, как на витрине камбала! Как тете жить в атмосфере бездуховного гомосексуализма?! Как?!

Мне снова стало жарко.

– А-ах.

Видом толстухи я был впечатлен, но куда больше я впечатлился ее словами. Как и было уговорено, мы с Манечкой встретились у подъезда ее дома.

– Короче, объясняю задачу, – сказала она, пока мы ждали такси, – Однажды я пошла в ресторан есть рыбу. Рыба была хреновая, лучше бы я утку взяла. Зато недалеко сидел хорошенький красавчик и делал тете глазки.

– А тетя – это ты?

– Ну, не девушка, да. Поделал глазки, на выпивон пригласил – и вот закружилось. Теперь он водит тетю в кино, ужинает в дорогих ресторанах и выгуливает по набережным, тетя млеет, тете нравится.

– Такой же красивый, как Сашулик? – поддел я, напоминая.

– И это еще полбеды, – не повела она и ухом, – Он еще богатый. Мог бы и не работать, да хочет доказать своему папаше, что тоже чего-то стоит. Понимаешь?

– Хороший парень.

– Внимание – вопрос! Что делать такому, как он, с такой, как я?

– Ты это у меня спрашиваешь?

– А мне непонятно. А теперь второй «вниманиевопрос». Спала ли тетя с дядей?

– Не спала, – довольно уверенно ответил я.

– Именно. Кавалер кружит даму, ужинает, а сорвать цвет любви не спешит, ему подавай платонические отношения. И как это понимать?

– Романтик, наверное.

– А вот на лице у тебя написано совсем другое.

– Что у меня там написано?

– Я б себе на лице такое же написала. И третий «вниманиевопрос». Что имеет в виду наш платонический кавалер, когда вдруг зовет свою жирную свинью на ужин с родителями?

– Так сама у него и спроси.

– А что делает тетя, которая не хочет выглядеть дурой в этом пошлом пасьянсе?

– Что она делает? – я был сбит с толку.

– Она берет с собой дворюдного брата, как представителя семьи и живую опору слабой, хрупкой девушке.

– Чего?!

– Ты будешь мой родственник. Тебя дома оставить не с кем. Ну, или что-то типа того. Я хочу, чтобы ты на него посмотрел, – Манечка поглядела на меня в упор, – Мне нужно знать твое мнение. Его зовут Ашот. Он – красавец.

– Я понял.

– Настоящий принц.

– И что?

Я не знаю, почему согласился. За синяк ее что ли пожалел? Она его, кстати, умело законопатила. Зато все остальное….

А-ах!

Откуда-то издалека пела иностранная певица. На неизвестном языке она гортанно повествовала о высоких чувствах и неподдельных страданиях. Мука была в ее голосе. Высокая, как небо, мука

Огромный овальный стол был покрыт тяжелой белой скатертью, похожей на стеганое покрывало. Узор на скатерти в точности повторял орнамент белых тарелок – тонких, почти прозрачных, которые, вроде, из последних сил удерживали свое содержимое.

Мы ели суп. Это был очень изысканный суп – густой, почти как пюре, в котором плавали морщинистые грибные кусочки.

– Это не мухоморы случайно? – вылавливая ложкой темную загогулину, спросила Манечка.