Тютчев. Тайный советник и камергер - Семен Экштут

У дипломатов того времени была единственная в своем роде возможность посмотреть Европу и, одновременно, вполне легально пополнить собственный карман за государственный счет. Эта возможность именовалась «курьерской дачей» и представляла собой дипломатическую почту, посылаемую с курьером, которому выдавалась солидная сумма на дорожные расходы[83]. Сумма выплачивалась золотом в свободно конвертируемой валюте и была столь велика, что ради нее Тютчев готов был, забыв о своей всегдашней боязни пространства, настойчиво домогаться курьерской дачи. Так он изъездил всю Европу. Дипломатическому курьеру надлежало — даже в ущерб собственному комфорту — находиться в пути днем и ночью, передвигаясь с курьерской скоростью, то есть очень быстро. Но не таков был мой герой. «Что касается меня, то благодаря скромному способу передвижения, который я избрал для своей курьерской поездки, мне удалось израсходовать всего сто дукатов. У меня остается еще двести. Этих денег должно хватить для того, чтобы приехать в Турин и дотянуть до конца года»[84]. Впрочем, не следует судить его слишком строго, ибо такова была давняя дипломатическая практика. В октябре 1787 года молодой гвардейский офицер Евграф Комаровский был послан дипломатическим курьером из Петербурга в Лондон. Об итогах своей поездки он простодушно поведал в воспоминаниях: «Когда граф Воронцов прочитал привезенные мною депеши, то сказал: “Комаровский привез старые газеты, видно, графу Безбородке хотелось познакомить его с Лондоном”»[85].

В течение десяти лет Федор Иванович всего лишь переписывал чужие депеши и развозил их по Европе. Но однажды Тютчев оказался в эпицентре большой дипломатической игры, суть которой для нас — за давностью лет — не имеет практически никакого значения. Важно лишь то, что в эту игру были вовлечены великие державы того времени, — и «на Тютчева возлагалась неофициальная дипломатическая миссия, весьма ответственная и нелегкая»[86]. После ее завершения Федору Ивановичу впервые представилась уникальная возможность самостоятельно составить проект важной депеши министру иностранных дел. Наконец-то у него появился шанс быть замеченным и выдвинуться по службе, превратившись из зрителя в действующее лицо происходивших событий. Как же он воспользовался этим шансом? Представленный дипломатом проект депеши был развернутой метафорой, что не лезло ни в какие ворота, то есть не укладывалось в общепринятые нормы составления такого рода документов. Судите сами. «Волшебные сказки изображают иногда чудесную колыбель, вокруг которой собираются гении — покровители новорожденного. После того, как они одарят избранного младенца самыми благодетельными чарами, неминуемо является злая фея, навлекающая на колыбель ребенка какое-нибудь пагубное колдовство, имеющее свойством разрушать или портить те блестящие дары, коими только что осыпали его дружественные силы. Такова, приблизительно, история греческой монархии. Нельзя не признать, что три великие державы, взлелеявшие ее под своим крылом, снабдили ее вполне приличным приданым. По какой же странной, роковой случайности выпало на долю баварского короля сыграть при этом роль злой феи? И право, он даже слишком хорошо выполнил эту роль, снабдив новорожденную королевскую власть пагубным даром своего Регентства! Надолго будет памятен Греции этот подарок “на зубок” от Баварского короля»[87]. Посланник князь Гагарин забраковал предложенный текст. Уникальный шанс был упущен.

Второй секретарь русской дипломатической миссии в Баварии продолжал тянуть не очень обременительную служебную лямку, вольно или невольно избрав амплуа «зрителя», внимательно наблюдавшего за сценой европейского политического театра и уже не претендующего на то, чтобы самому сыграть хоть какую-нибудь роль на этой сцене. Предоставим слово хорошо осведомленному современнику.

«Мюнхен был для него средоточием Европы, точнее это была некая ложа, из которой он наблюдал Европу»[88].

«Говорят, есть люди, которые так страстно любят театр, что готовы подвергать себя лишениям, обходиться даже без обеда, лишь бы только бывать в театре. Тютчев был отчасти в этом роде. Его не привлекали ни богатство, ни почести, ни даже слава. Самым глубоким, самым заветным его наслаждением было наблюдать зрелище, которое представляет мир, с неутомимым любопытством следить за изменениями и делиться впечатлениями со своими соседями. Что особенно ценил он в людях, так это зрелище, которое представляли ему их души: он изучал их; он их анализировал, он их в известном смысле анатомировал, и бесконечное разнообразие характеров давало его исследованиям ту пищу, которую он всегда алкал. Не хочу сказать, что здесь он был совершенно бескорыстен: кресло в партере или ложу на авансцене он предпочитал задним рядам и даже способен был на некоторые усилия, чтобы получить место получше, но никакие материальные успехи и никакие радости удовлетворенного самолюбия ничего не стоили бы в его глазах, если бы он должен был покупать их ценою отречения от главного интереса, который он находил в самом зрелище»[89].

Хорошо наблюдать за происходящим, когда ты вполне независим. Но для человека, который продолжал числиться на государственной службе, роль зрителя была не вполне уместна, ибо плохо совмещается с исполнением служебных обязанностей. Сознательно не желая покидать берег и вступать в поток политических событий, мой герой, однако же, плыл по течению, избрав наименее эффективную жизненную стратегию. О своих служебных делах Федор Иванович говорить не любил. «Это слишком пошло и слишком скучно. Так как я никогда не относился к службе серьезно, — справедливо, чтобы служба также смеялась надо мной. Пока положение мое становится все более и более фальшивым… Я не могу помышлять о возвращении в Россию по той простой и превосходной причине, что мне не на что будет там существовать, с другой стороны, у меня нет ни малейшего разумного повода упорно держаться службы, которая ничего не обещает мне в будущем»[90]. Достижение карьерного успеха при такой порочной стратегии было сомнительно, а продолжение службы вело лишь к новым долгам и расстройству отцовского состояния. Федора Ивановича никогда не посещало желание забрать бразды правления из рук стареющего отца и заняться хозяйством в родовых имениях. Он был абсолютно непрактичен в житейском смысле и не заботился о том, чтобы передать отцовское достояние своим детям в полном порядке и обеспечить подрастающих дочерей приданым. Тютчев достаточно тонко чувствовал дипломатическую интригу, чтобы активно участвовать в дипломатической деятельности, но он не был способен на поступок. Он не решался порвать со службой и вернуться в Россию.