Рваные валенки мадам Помпадур - Дарья Донцова

Люба судорожно стиснула руками колени:

– Да, да, да. Наверное, это звучит ужасно, но я великолепно понимаю: мой костный мозг никак не послужит дочери. А умирать в одиночестве очень-очень страшно. Наде сейчас дают экспериментальное лекарство, она поправится! Непременно.

– Знаешь, что самое странное в твоем рассказе? – тихо произнесла я. – Ты уверена, что «желудочная волчица» – инфекция, и тем не менее регулярно посещаешь девочку, которой может стать хуже даже от обычного насморка. Почему ты не боишься за дочь?

Доброва вскочила, потом села и указала рукой на дверь:

– Уходи.

Я поняла, что перегнула палку, и попыталась дать задний ход:

– Любаша, мы были лучшими подругами, разреши тебе помочь! Одна ты не справишься с тяжелым грузом.

– Убирайся, – процедила археолог.

– Я докажу, что старик лгун, – упорствовала я, – ты сдашь костный мозг и…

Доброва вскочила, в два шага очутилась у двери, распахнула ее и заявила:

– Вон! К чертовой матери! Сто лет не общались, и не надо. Кто тебя сюда звал? Мне не нужны старые друзья, школьные отношения – ерунда! Нас давно ничто не связывает! Или ты выметаешься отсюда, или я нажимаю тревожную кнопку и сообщаю охранникам, что совершена попытка ограбления экспозиции.

– Люба! – воскликнула я. – Ты не права!

– Катись колбаской по Малой Спасской, – вспомнила детскую дразнилку Доброва, – исчезни из моей жизни и не вздумай снова появиться.

Делать нечего, пришлось покинуть кабинет. Я миновала старушку-гардеробщицу, на пару секунд задержалась, чтобы поскрести ногтями правую ногу, потом левую, вновь правую. Еще Козьма Прутков утверждал, что нельзя перестать чесать там, где чешется. Я с огромным трудом оторвалась от увлекательного занятия, вышла на улицу и позвонила Димону.

– Накосячила! – с укором произнес Коробок, когда я завершила рассказ. – Порушила контакт! Ну, не плачь, киса! Ща папа тебя выручит.

– Что-то она врет, – вздохнула я, – концы с концами не сходятся. Честно говоря, не понимаю: какая причина может заставить женщину отказаться помочь родному ребенку?

– Молодая ты, неопытная, – заскрипел Коробок, – о-хо-хоюшки! Некоторые экземпляры готовы деточек с кашей съесть, до того они им поперек горла встали. Езжай в офис, Приходько ждет.

– Неохота ему про свои осечки рассказывать, – призналась я.

– А и не надо, – нараспев произнес Димон. – Нет нужды объяснять начальнику, по каким мусорным кучам ты шарила в поисках истины. Ему необходим результат, и мы его получим.

– Узнай адрес деревни, – велела я. – Прямо завтра двину туда и во что бы то ни стало приволоку мерзотного старикашку к Любови. Пусть он ей правду скажет.

– А он скажет? – усмехнулся Димон. – Вдруг упрется? Тэкс! Галина Бутрова скончалась второго сентября прошлого года, не выдержала операции по поводу прободной язвы.

Я вырулила в левый ряд и поправила на голове переговорное устройство.

– Ты залез в базу клиники? Как узнал, где лежала Галина?

– Люблю Танюшу за своевременные вопросы, – чинно ответил Димон, – а еще за менталитет охотничьей собаки с боковым уклоном. Нормальный пес увидит утку и рванет за ней, сверкая лапами. А спаниель философского склада присядет на лужайке, понюхает одуванчики и начнет думать в сторону, интересоваться, откуда взялся селезень. Да из кустов он вылетел! Твое спаниельское дело – хватать птичку и переть тушку охотнику. О вечном пусть Кант думает.

Я решила прервать поток ерунды:

– Иммануил Кант давно умер.

– Ой! И точно! – заквохтал хакер. – То-то мне поболтать не с кем! Ну что тебе за разница, каким лабиринтом ползли мысли великого Коробкова? Важен итог. Я в базе клиники – хорошо, что у них полный научно-технический прогресс, истории болезней в электронном виде. Ладно уж, скажу. Ее оперировал Вениамин Михайлович Аверин, а я его знаю.

– Откуда? – удивилась я.

– Ну вот, опять, – хмыкнул Димон. – От верблюда. Любишь спелые бананы? И что, с кожурой их лопаешь? Небось сначала чистишь! Вот и отбрасывай посторонние вопросы, это шкурка, вкусное внутри. Операция Галины проходила нормально, но она умерла. М-да. Ты далеко?

– Скоро приеду, – заверила я.

– Двигай сразу к Приходько, – велел Димон, – какой-то он загадочный вернулся, с коробкой! Надеюсь, там не песок для наших с тобой клистиров.

Начальник выслушал мой отчет и задал обычный вопрос:

– Как решили действовать?

Я с энтузиазмом ответила:

– Сразу по нескольким направлениям. Сгоняю в деревню, попытаюсь пообщаться с дедом и, если он согласится признать, что просто пугал археологов, привезу его к Любе. Одновременно Коробков проверит истории болезней Добровой, Матвиенко и Каминского. Авось вылезет нечто интересное.

Приходько покосился на свой ноутбук.

– Не веришь в «желудочную волчицу»?

– Нет, – решительно ответила я.

– И правильно, – кивнул начальник. – Думаю, Люба что-то скрывает. Ее тайна настолько серьезна, что перевесила страх за ребенка. Надо рассказать Ивану о результатах.

– Пока не о чем, – быстро остановил его Димон. – Мы ничего не выяснили.

– Кроме того, что у его жены в голове глупости, – объявил начальник. – Пусть Иван побеседует с Любой, объяснит, что «желудочная волчица» – идиотство.

– Ты не понял? – удивилась я. – Сомневаюсь, что Люба кретинка. Рассказ о проклятии лишь прикрытие.

Приходько сдвинул брови:

– Полагаешь, она врет? Ничего такого не было?

Димон кашлянул:

– Не велите казнить, велите слово молвить. В рассказе Добровой есть сермяжная правда. По документам, Галина Бутрова скончалась второго сентября, после операции по поводу язвы. Майя Матвиенко ушла из жизни под Новый год. Владимир Каминский отправился в лучший мир десятого марта. Доброва вроде сообщила чистую правду. Интересно и совпадение диагнозов. У всех случилось обострение язвы. После похорон Каминского не прошло и недели, как три сотрудницы отдела живенько уволились. Фамилии их Назарова, Решетилова и Каменева. Судя по всему, две дамочки особых проблем не испытывают. Назарова вышла замуж за немца и сейчас, дай ей бог толстый счет в банке, обитает в небольшом местечке под Бонном. Каменева родила ребеночка и временно живет у своей мамы в городке Поварске, а вот Решетилова скончалась.

Мне стало тревожно.

– От язвы?

– От любви к алкогольным коктейлям, – вздохнул наш компьютерный гений. – Мадам залила за воротник, села за руль – и тушите свечи. Уж сколько раз твердили миру: ребята, не нажирайтесь водкой с висками, а уж ежели наплескались выше ноздрей, забудьте про автомобиль. Ольга Решетилова приняла на грудь на дне рождения свекрови, на глазах у сотни гостей переругалась с горячо любимой мамой мужа и, нежно обозвав ее жабой, сукой и еще парой слов, которые прилюдно произносить не принято, унеслась на своей легковушке. Муж Ольги оказался в сложном положении – думаю, никак не мог решить: утешать оскорбленную маменьку или мчаться за супругой. На помощь пришла сестра Ольги, она кинулась за пьянчужкой и стала свидетельницей аварии. Решетилова не справилась с управлением и на огромной скорости впечаталась в стену дома. Вот тут у нас протокол. М-да. В данном случае нельзя говорить «содержание алкоголя в крови», уместнее сказать: «содержание крови в алкоголе». Женщину жаль, но ее кончина не имеет никакого отношения к истории с «желудочной волчицей».