В поисках любви - Кэтрин Кинкэйд

– Как прикажете представить посетительницу?

– Достопочтенная мисс Эмма Уайтфилд. – Эмма назвала свой полный титул дочери пэра, что, впрочем, делала крайне редко.

– Он вас ожидает, мэм-саиб?

– Он ожидает не меня, а мисс Абигейл Ланди. Я пришла вместо нее. Так ему и скажите.

– Будет исполнено, мэм-саиб. Соблаговолите подождать здесь. Я сообщу о вашем приходе.

Слуга исчез за резными дверями. Эмма стала с любопытством изучать содержимое изящного шкафчика – кинжалы и прочие примечательные вещицы. Потом ее внимание привлекла маленькая статуя в углу, изображавшая женщину с обнаженной грудью и длинными черными волосами. Подойдя ближе, Эмма разглядела красные ладони, красную отметину посередине лба и высунутый язык, тоже выкрашенный кроваво-красной краской. Фигурка поражала верностью мельчайших деталей, вплоть до крохотных золотых цепочек, браслетов и ожерелья из миниатюрных человеческих черепов.

– Вас заинтересовала богиня Кали?

Эмма вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. Она была смущена тем, что ее застали рассматривающей фигурку полуголой женщины, вульгарно высунувшей язык.

– Так это богиня Кали? Никогда не слышала о ней.

– Неудивительно: ведь это индийская богиня. – Кингстон, одетый в безупречно сшитый серый костюм и алый жилет, выглядел еще более красивым и опасным, чем при первой встрече. – Если вам захочется узнать о ней побольше, побывайте в калькуттском храме Кали. Его построили в 1809 году, на месте, где издавна поклонялись этой богине. Известно, что раньше там приносились человеческие жертвы, теперь же в ее честь обычно перерезают горло разве что козам да иногда буйволам.

– Обычно? – переспросила Эмма с замиранием сердца.

– Во всяком случае, так говорят. Сколько я там ни бывал, при мне в жертву приносилось только козье молоко, смешанное с водой из Ганга.

У Александра Кингстона были глаза цвета фазаньего крыла. Раньше Эмме казалось, что они у него цвета океанской волны, но их синева оказалась гораздо интенсивнее, к тому же, обрамленные длинными черными ресницами, они горели тревожной загадочностью… Что заставляло его посещать индийский храм? Простое любопытство или участие в обряде? И не говорит ли он ей все это только для того, чтобы напугать и обратить в бегство? Если так, то она докажет, что ее не так-то просто прогнать.

– Я обязательно побываю в этом храме! Если повезет, я буду свидетельницей человеческого жертвоприношения. Как бы мне хотелось, чтобы эта плоть была вашей!

Александр Кингстон улыбнулся, сверкнув белыми зубами:

– Вы не первая изъявляете желание увидеть мою смерть. Зачем вы пришли, мисс Уайтфилд? Где мисс Ланди?

Эмма огляделась, ожидая и надеясь, что ей будет предоставлена возможность изложить свое дело в более приватной обстановке. Но они были одни, и Кингстон не выражал желания приглашать ее в кабинет, поэтому она не стала медлить с ответом.

– Мисс Ланди не придет. Она просила меня уведомить вас, что уже приняла другое предложение. Боюсь, мистер Кингстон, вам больше никого не найти. Придется вам смириться с неизбежностью воспользоваться моими услугами.

Кингстон окинул ее таким оценивающим взглядом, что Эмма покраснела. Неожиданно он рассмеялся.

– Что тут смешного? – недоуменно подняла брови Эмма.

– Меня рассмешили вы, мисс Уайтфилд. Я вас недооценил. Ведь вы и есть причина того, что мисс Ланди отказалась прийти, не правда ли? Нисколько не сомневаюсь, что вы найдете способ отговорить любую другую кандидатку на это место. Как же вы этого добились? Предупредили, что на завтрак я предпочитаю малых детей и их нянек?

Эмма поежилась под его пристальным взглядом.

– Нет, я просто сказала ей правду: ни одна уважающая себя англичанка не станет рисковать своим добрым именем, следуя в мофуссил за таким мошенником, как вы.

– Зато на этот риск готовы вы? Разве вы меня не боитесь, мисс Уайтфилд? – Он подошел к ней совсем близко, заставив ее отступить назад, так что она наткнулась на шкафчик с диковинами.

Их взгляды встретились. Глаза Кингстона, казалось, обладали гипнотической силой. Эмма почувствовала в груди какое-то неприятное ощущение и, чтобы отвлечься, мысленно измерила его рост. Он был выше ее на добрую голову, а размахом плеч превосходил любого другого мужчину. Его волосы имели цвет воронова крыла, а его запах… Это был специфический мужской запах, смешанный с запахами кожи и сандалового дерева.

– Нисколько не боюсь, мистер Кингстон, – солгала она, несмотря на отчаянное сердцебиение и прилив крови к голове. – Советую вам оставить попытки меня запугать. Перейдем лучше к делу, которое меня к вам привело. Я прошу ту же самую оплату, которую принято назначать в Индии няням и гувернанткам, в английских деньгах, первого числа каждого месяца. Что касается условий труда, то мне понадобится отдельное помещение, необязательно роскошное, но по крайней мере с минимумом комфорта, место для моего гардероба и многочисленных книг. Моими выходными днями будут все субботы и каждое второе воскресенье. До отъезда из Калькутты мне необходимо встретиться с айей, которую вы наняли, чтобы определить, сможем ли мы с ней ужиться. Если она мне не понравится или я не подойду ей, мне придется самой подыскать себе компаньонку, хотя обязанность оплачивать ее труд ляжет, разумеется, на вас.

Глядя на нее с веселым любопытством, Кингстон немного отступил, хоть и не так далеко, как ей бы того хотелось.

– Вы действительно удивительная женщина, мисс Уайтфилд! Вам все нипочем! И даже нет дела до того, что я совершенно не намерен везти вас с собой в Парадайз-Вью.

– Я собираюсь тем или иным способом заставить вас передумать.

– А что скажут ваши друзья? Люди вашего круга объявят вам бойкот, если вы будете упорствовать в своем намерении.

– Во всей Индии у меня есть одна-единственная подруга, мистер Кингстон. Мне остается надеяться, что она поймет, почему я так поступаю, и не отвернется от меня.

– А я вам говорю, что ничто не спасет вашу дружбу.

– Значит, это не настоящая дружба, сэр, и не стоит о ней сокрушаться. А если вы откажете мне в разрешении вас сопровождать, я так крепко вцеплюсь в чиновников Калькуттского земельного управления, что моя подруга придет в ужас от такого недостойного леди поведения. Так что во всех отношениях будет лучше, если вы возьмете меня с собой. Моя подруга – единственный человек в Калькутте, кого я должна уведомить о предстоящем путешествии. Всех остальных можно попотчевать какой-нибудь безобидной сказочкой, которую я сумею сочинить в мгновение ока.

Кингстон смотрел на нее молча – казалось, он серьезно взвешивал ее предложение. Эмма не знала в точности, что из сказанного ею так повлияло на его настроение, но все равно решила рискнуть и спросила:

– Скажите, мистер Кингстон, правильно ли я понимаю, что вы хотите воспитывать своих детей, так сказать, в сугубо английском духе?