Золотые нити - Наталья Солнцева

– Черт, если со стариком все в порядке, и он просто уехал, или попал в больницу, резать стекло глупо. Соседи поднимут скандал, а если никто и не заметит, то открытая форточка может привлечь настоящих, а не вымышленных грабителей. Вот вляпался! – на секунду возникшая досада тут же уступила место поиску решения.

Придется входить через дверь. С одной стороны это опасно – кому-нибудь может приспичить покурить, или собачку вывести. Припозднившийся донжуан или загулявшаяся девица тоже относятся к непредвиденным обстоятельствам. Зато вполне возможно, что никем не замеченный, он откроет дверь и войдет без лишнего шума.

Пространство перед домом, освещенное луной, было пустынно. Сиур вошел в подъезд и прислушался. Тишина. Он поднялся по лестнице, – вот нужная дверь. Спокойный и мирный вид лестничной площадки почему-то не вызвал облегчения. В дверях соседних квартир не было глазков – это его обрадовало. Впрочем, тусклая лампочка под высоким потолком давала слишком мало света, чтобы рассмотреть детали. Достав отмычки и ни о чем более не думая, нашел замочную скважину, затем другую. Дверь открылась легко, он нырнул в густую плотную темноту чужого жилья, прикрыл дверь и замер.

Никаких посторонних звуков. Сиур знал, что тишина и темнота обманчивы. Именно они таят вибрации опасности – он чувствовал их, как животные чувствуют приближение смерча или землетрясения. Обычный старый московский дом, обычная квартира, – почему он чувствует необходимость сдерживать дыхание, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте?

На полу высветились полосы – какой-то свет все же проникал сквозь тяжелые портьеры. Тина описала расположение квартиры. После многочисленных уточнений он мог свободно ориентироваться, как будто сам бывал здесь.

Сиур достал специальный фонарик, – в луче света вырисовывались ножки раритетной мебели, бахрома плюшевых накидок, отсвечивали бронза и фарфор, мелькали персонажи картин, испуганно сверкая белками глаз, книги, вазы, колокольчики, перья, маски, серебро, подсвечники, оружие…

Он перевел дыхание. Ответ на вопрос висел в воздухе комнаты, наполненной обломками разных культур, – люди оставляли следы жизни, которая течет подобно реке, вынося на берега напоминания о том, что несли бурные воды.

Сиур привык к смерти, его не пугал и не волновал ни вид ее, ни запах. Бояться следовало живых – это правило он впитал вместе с навыками и инстинктами выживания, выработанными самой действительностью, безжалостной к медлящим с решениями и действиями. Схватка должна быть выиграна еще до ее начала, иначе ее исход предрешен.

Натренированные реакции сработали раньше, чем аналитическое мышление. Сиур уже понял, что произошло. Кружок света от его фонарика заметался, высвечивая возможное местонахождение тела. Опыт позволил обнаружить искомое в считанные секунды – старик лежал на боку, как бы заглядывая под обитый потертым гобеленом диван, в поисках того, чему не суждено было быть найденным. То, что это не естественная смерть, Сиур понял сразу же, как только вошел в квартиру – он не смог бы объяснить, по каким признакам всегда уверенно определял это.

Проверяя посты или засады во время выполнения необычных задач, по какой-то необъяснимой тревожности в воздухе, по особому ощущению тела, которое покинула жизнь, даже если поза или положение этого тела совершенно естественные, он всегда безошибочно чувствовал вибрации смерти.

В присутствии же смерти насильственной всегда была эта ни на что не похожая аура – как у рыцаря, выезжающего на ристалище, Цвета Прекрасной Дамы в какой-то момент неуловимо и необъяснимо видоизменялись на Цвета Смерти. И сразу становилось ясным, кто выйдет из этого боя победителем, а кого унесут верные слуги и пажи.

Сиур словно очнулся: да что это с ним в последнее время творится! Ему показалось, что все еще звучат звуки рогов, призывающие рыцарей помериться силами во славу любви и повелителя, восторженные крики толпы, ржание разгоряченных коней, лязг железа… В ушах как будто засвистел ветер; навстречу, неистово вращаясь, летело огромное копье…

Отогнав видение, он нагнулся и внимательно осмотрел в колеблющемся свете фонарика тело – никаких видимых повреждений не было, не было и крови. Переворачивать труп он не стал, – слишком опасно, он даже не подошел поближе. Общая картина содержала одну странность: старик был одет не в домашнюю и не в выходную одежду. Он оделся так, как будто собирался в гараж или сарай – но ни того, ни другого, со слов Тины, у деда не было. Странно.

Сиур посветил фонариком вокруг – следов разгрома, поисков или ограбления, следов борьбы он, во всяком случае с первого взгляда, не заметил. Включать свет было бы безумием. Его вдруг что-то толкнуло под сердце:

– Она там одна в темноте, в этих глупых кустах, а возможно, любопытство заставило ее… Нет, только не это.

Он вспомнил ее испуганные глаза и то, как она сжала его руку. Волна нежности поднялась только от воспоминания о прикосновении. Он почувствовал давно забытые и неожиданно просыпающиеся у него внутри желания, неопределенные и оттого томительные, как перед прыжком с большой высоты.

Непонятный шорох заставил его затаить дыхание и погасить фонарик. Нет, показалось. Однако пора уходить. Он еще раз осветил неподвижное тело, удивленно хмыкнул… за обшлага рукава зацепилась паутина. Откуда взяться паутине? Старик лазил на шкаф, или под кровать? Не похоже. Смерть настигла его неожиданно. Такие вещи Сиур тоже научился отличать безошибочно.

Ожидание смерти вносит неподдающуюся описанию атмосферу страха, паники, ужаса, отчаяния, оставляя свой отпечаток на теле, словно клеймо. Здесь этого не было. Человек явно не ожидал смерти, не успел осознать, когда она наступила. Смерть пришла и заполнила все пространство квартиры, – именно это ощущение дало Сиуру уверенность, что подозрения девушек имели под собой почву. То есть несмотря на кажущуюся наивность и простодушие, они сделали почти без всяких на то серьезных оснований абсолютно правильный вывод. Старик мертв. Но почему?

Пора уходить. Он сделал все, о чем его попросили. Внезапно Сиур почувствовал себя героем дешевого бульварного детектива. Он чуть не рассмеялся. Но смех застрял в горле – в присутствии смерти шутить не пристало. Труп был здесь – не выдуманный, а самый что ни на есть настоящий, застывший, холодный и очень реальный.

Жалко старика. На его сокровища, похоже, никто не посягнул, но самую главную драгоценность каждого человека – жизнь – у деда кто-то отнял. Неправда, что старики жизнью уже не дорожат – чем меньше ее остается в запасе, тем неповторимее любое мгновение. Так поздняя осень заставляет ценить последние цветы, наслаждаться теплыми солнечными деньками, которых не замечаешь летом.

Сиур осторожно, не снимая перчаток, открыл дверь в другую комнату, посветил фонариком – ничего. Вещи в порядке, все на местах, дверцы шкафов закрыты, ничего не опрокинуто, не перевернуто. Он задумался. Стараясь ничего не задевать, ни к чему не прикасаться, подошел к входной двери – он редко чего-нибудь боялся; опасался – да, когда это было оправданно.

Сейчас его охватило беспричинное волнение, можно сказать, страх. Этого он очень, очень давно не испытывал. Ситуация, вообщем-то не экстремальная. Бывало похуже, и не раз. Да что там, похуже – не то слово. Бывали отчаянные переделки, была опасность, крайнее напряжение сил, но страха… нет, не было. Что же теперь?