Заложник. История менеджера ЮКОСа - Владимир Переверзин

* * *

В этой камере я уже две недели. Не успеваю привыкнуть к сокамерникам, как звучит голос надзирателя: «На Пэ, с вещами». Я не знаю, куда меня поведут или повезут. Это уже третья тюрьма за последние три месяца. Собираю вещи, набиваю баулы. Одеваюсь. Меня выводят из камеры и ведут в другую, 312-ю камеру, расположенную на этом же этаже. Такая же камера, такой же быт, к которому я начал привыкать, но совершенно другие люди. Нет такого изобилия продуктов, как в предыдущей камере. Здесь сидят бедолаги, которых с воли никто не поддерживает.

Знакомлюсь со своими новыми сокамерниками. Александр из Краснодара, молодой парень невысокого роста, качок – в ширину больше, чем в высоту. У него 105-я статья (убийство) и 222-я (распространение оружия). Кажется, он ни капли не переживает. Со смехом рассказывает, как его задержали. Садился на рейсовый междугородний автобус. В майке и шортах, с двумя баулами, набитыми всякой всячиной – гранатами, пистолетами. Милиционерам он показался подозрительным, вот и остановили для проверки. Открыли баулы и ахнули. А тут еще выясняется, что он в розыске по подозрению в убийстве полковника милиции… Второго сокамерника зовут Руслан. Уже привычные 105-я и 162-я статьи (убийства и разбои). На его плече красуется татуировка «Pleasure to kill»[2]. Ранее судим, сидел на малолетке.

Общаясь со многими людьми, которые проходили через это заведение, я сделал вывод, что было бы правильно называть его «Школа малолетних преступников». Школа выживания, где культивируются отнюдь не христианские ценности. Достаточно минуты разговора, и я сразу могу определить, что человек был на малолетке. Сюда же кадры поставляются в основном из детских домов.

Мне не очень нравятся мои сокамерники, но деваться некуда, и мы общаемся. Играем в шахматы, читаем. Мои продуктовые запасы уничтожаются за два дня. В дело идут каши, лапша «Доширак», картофельное пюре в порошке. Все это происходит между приемами баланды, которая также обильно поглощается. Аппетит Александра поражает мое воображение. Руслан гораздо сдержаннее.

Приближается долгожданный день отоваривания в тюремном магазине. В камеру дают список с ценами. Ты делаешь заказ, который через несколько дней приносят в камеру. Случается это раз в месяц. Обо мне уже позаботились мои близкие. На лицевом счете достаточно денег, чтобы ни в чем себе не отказывать. В магазине очень приличный ассортимент. Фрукты, овощи (помидоры, огурцы, капуста), каши (гречка и геркулес). То, что можно заливать кипятком и запаривать. Варить нельзя и негде. Лапша «Доширак», порошковая картошка: все это так и называется – запарики. Несколько позднее я приноровлюсь готовить в электрическом чайнике весьма приличные супы. Приближается мой день рождения, и я не скуплюсь. Аппетит приходит во время еды. Заказываю массу сладкого, сигареты, каши, фрукты и кучу прочей ерунды. Наступает приятное ожидание. Мы все в предвкушении. Открывается дверь камеры, заходят надзиратели. Шмон. Серьезный обыск. Мы собираем свои личные вещи в баулы и выходим из камеры. Проходим в специальную комнату для проведения обыска, ставим вещи. Нас закрывают в боксе, где каждый ждет своей очереди. Проверяется и переписывается все содержимое твоего баула, прощупывается и просматривается каждый шовчик. В это время проходит обыск в камере. Смотрят все и везде. Ни один пакетик, ни одна коробочка с кашей не остается без внимания. Такие обыски проводятся регулярно, но с непредсказуемой периодичностью. Случалось это и два раза за неделю, а бывало, и целый месяц жили спокойно. Здесь царит тотальный и всеобъемлющий контроль. Выводят из камеры к адвокату – обыск. Поднимаешься в комнату для свидания с адвокатом – опять обыск. Но обыскивает тебя уже другой надзиратель. На обратном пути в камеру – такая же процедура.

Обыск проходит без потерь и нервотрепок. Мы идем в камеру и разбираем свои вещи. Возвращаемся к привычному укладу жизни. Пьем чай, обсуждаем тюремный порядок, мечтаем о будущем. Мечты у нас совершенно разные. Ребята мечтают побыстрее осудиться, получить сроки поменьше и уехать на зону. Я мечтаю побыстрее освободиться, надеясь на оправдательный приговор. В таких мечтах и надеждах проходят дни.

Наступает долгожданный день ларька. Через кормушку в камеру передаются заказанные продукты, и мы долго заняты их размещением. А чуть позже – поеданием. Заваривается купленный растворимый кофе, и мы гуляем. В тюрьме все гораздо вкуснее. Вафельный тортик из ларька приносит на порядок больше радости и удовольствия, чем знаменитый венский торт, сделанный в ресторане «Захер». В России он известен как обычный торт «Прага», рецепт которого тоже – как обычно – был украден и внедрен для услады горькой жизни советских граждан.

Камера наполняется продуктами. Жить становится лучше и веселее. Я долго не хотел говорить сокамерникам о своем приближающемся дне рождения, но не выдержал. Там это действительно грустный праздник. Мне не хотелось делиться личными переживаниями с посторонними и несимпатичными мне людьми, образ жизни которых я осуждал. Но эти люди устроили мне настоящий праздник, подарив торт, сделанный своими руками. Из перетертого печенья, смешанного со сливочным маслом, делаются коржи, для чего эту массу выкладывают на лист бумаги и отправляют в морозильник. Из сгущенки и сливочного масла обычной алюминиевой ложкой взбивается крем. Александр полдня неистово молотит ложкой в миске, добиваясь нужного результата. В крем высыпается кофе и тщательно перемешивается. Между коржами попеременно аппетитно ложится прослойка обычного, а затем кофейного крема. Верхний корж заливается шоколадом, расплавленным в алюминиевой миске, поставленной на кипящий чайник. На шоколаде кремом, выдавленным из целлофанового пакета, делается надпись: «С днем рождения!» Готовили это произведение два дня, процедура требовала огромного терпения, сил и времени. Меня к этому почти священному действу не допустили… Мне предоставили право первым отведать это чудо тюремного кулинарного искусства. Было очень вкусно.

Зачем они это делали? Зачем им было это нужно в камере, заполненной продуктами? Я был тронут до глубины души. За все время своего пребывания за решеткой я увидел гораздо больше человеческого отношения от заключенных, пусть даже сидящих за свои преступления, чем от работников правоохранительных органов. Правохоронительных – так будет правильнее их называть… Все неприятности, случавшиеся со мной, все пакости и провокации всегда исходили от мусоров, которых, к сожалению, иным словом я назвать не могу.

Лязг засовов, скрежет металла разрезает тишину, приоткрывается дверь. Для нас, арестантов, она никогда не открывается нараспашку. Только наполовину – так, что может войти и выйти всего один человек. К нам пополнение. В камеру заходит молодой, очень полный парень. «Арчил», – представляется он. Опять убийства, разбой, нападение на инкассаторов. Арчил и товарищи напали на инкассаторскую машину, которая собирала выручку в супермаркете «Копейка». Нападение не удалось, завязалась перестрелка, в которой был убит инкассатор. А инкассаторы ранили одного из нападавших, который в дороге умер. Погоня в стиле боевиков. За рулем девятой модели «жигулей» товарищ Арчила, милиционер. Под Рязанью их останавливает ГАИ. Водитель девятки показывает служебное удостоверение, вроде бы все в порядке. Но в последний момент гаишник замечает руку, торчащую из багажника. Немая сцена. Девятка срывается с места. Опять стрельба, опять погоня. Арчил прятался в стоге сена, покрытого снегом. Нашли его по следам и жестко приняли. В камере он сокрушается и сожалеет. «Почему мы от трупа не избавились по дороге?» – задает он сам себе риторический вопрос…