Книги онлайн и без регистрации » Классика » Прости - Олег Юрьевич Рой

Прости - Олег Юрьевич Рой

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 70
Перейти на страницу:
будущее!

– Ничего не было, а мы построили! И год от года будем жить все лучше и лучше! И коммунизм построим, а потом к нам присоединятся другие страны, и земля станет единой. Можно будет в любой момент поехать куда угодно, хоть в Африку, хоть в Америку! И никаких разрешений не потребуется!

– Почему именно в Африку или в Америку?

Краснея, Тося рассказывала, что, когда читала приключенческие книжки, ей ужасно хотелось своими глазами повидать и прерии, и индейцев, и диких мустангов, и настоящих трапперов.

Ее удивительные глаза, когда она вспоминала о приключениях в книжках Майн Рида или Купера, так и сияли. Я знал, конечно, что все индейцы давным-давно сидят по резервациям, а трапперов и вовсе никаких не осталось. Но не возражал. Только слушал. И смотрел, как двигаются ее губы. Но поцеловать долго не решался, боялся обидеть или отпугнуть. Шутка ли, чуть не вчера познакомились!

Мне и сейчас кажется, что все это было вчера, так ясно я все это вижу. Так и не решившись ее поцеловать, я еще долго-долго стоял под окнами общежития, глядя на захлопнувшуюся за Тосей дверь, и едва успел на последний троллейбус.

В парке Горького как раз снова посадили розы и поставили новый фонтан. Жизнь постепенно становилась прежней, а иногда и лучшей. В войну многие скульптуры и фонтаны парка пострадали, а в розарии стояла зенитная батарея. Помню и выставку трофейной техники, мы с мальчишками пробирались сюда поглазеть на фашистские танки и самолеты, уже безвредные, как выпавшие у когда-то грозного хищника зубы. Иногда мы швырялись в них камнями – и тут же сбегали, чтоб не попасться смотрителю, который и так-то нас гонял.

Водить по парку Тосю было еще интереснее. Она приехала недавно, а довоенной Москвы и вовсе не видела, и слушала мои рассказы, буквально затаив дыхание.

– Ты так здорово все описываешь, аж мурашки пробирают, – у меня от ее похвал тоже чуть не мурашки по телу бегали.

Хотя, может, и потому, что начиналась осень и ветер нес отчетливую прохладу. Помню, как мы стояли в розарии, а Тося глядела на цветы, на фонтан, на небо так сосредоточенно, словно изо всех сил старалась все запомнить. Словно перед экзаменом.

– Только подумай, – она вдруг показалась мне очень грустной. – Это ведь последние розы этого лета! Так хорошо и так… странно? Завтра будет уже холоднее, и лепестки скоро потемнеют, их унесет ветер, и небо поблекнет. Но сейчас они – и розы, и фонтан, и небо такое яркое – как-то особенно прекрасны. Как будто именно неизбежность увядания придает им особенную прелесть…

И розы пахли словно бы сильнее, и запах их был не только сладким, но и немного горьким, словно к радости примешивалась грусть. Почему мне тогда вдруг захотелось спорить?

– Ну и что, что лето уходит? – возразил я. – Потом будет золотая осень, потом зима, это тоже здорово. Советский человек может и должен смотреть в будущее с оптимизмом, а не печалиться, как какие-нибудь декаденты, об уходящем, – я тогда только выучил слово „декаденты“ и казался себе очень умным. – Завтра ведь будет лучше, чем вчера, как же иначе?

– Конечно, – она кивнула. – Просто мысль странная в голову пришла, вот и все. Но ты прав, это глупо и даже нечестно так думать. Мы победили в самой страшной войне, подняли страну из руин, ты же сам говорил, что тут зенитки стояли, а теперь розы… Конечно, впереди лучшее!

Ветер донес до нас звуки оркестра, он тогда нередко играл в парке Горького. Это была та самая мелодия: „В этом зале пустом мы танцуем вдвоем, так скажите хоть слово – сам не знаю о чем“. И мелодия эта была вовсе не об оптимизме, о котором твердил я, юный болван, а о той странной красоте скоротечности, о которой говорила Тося. Она поежилась, и я набросил на нее свой пиджак. И – не удержался. Поцеловал. И она не испугалась, не обиделась, не оттолкнула меня!

Почему ее улыбка показалась мне немного печальной? И почему я не задумался об этом? Об улыбке уходящего лета, о странной горчинке в сладком запахе роз?

Зимой все почему-то проще. Наверное, потому что меньше становится и красок, и звуков, и оттого все как будто ярче. Не знаю. На катке, куда меня стала вытаскивать Тося, тоже часто запускали „Случайный вальс“. Она танцевала (она прекрасно каталась), а я боялся отцепиться от бортика. Даже если не падал, все равно был как та самая корова на льду. Но это нам не мешало, наоборот, заставляло больше смеяться и шутить. После катка мы нередко заходили к нам. Тося сперва стеснялась, но мама сразу усаживала ее за чай и угощала собственного изготовления плюшками, а отец исподтишка показывал мне большой палец – мол, не упусти.

Помню, как дядя Валера, наш сосед, ворчал: „Жених, фу-ты ну-ты! Совсем недавно еще в футбол в коридоре играл и все наши банки побил!“ Ворчал он, конечно, не со зла. Он вернулся после Победы почти без единой царапины, а вот жена его, каждую осень заполнявшая те самые банки чудесными вареньями, осенью сорок первого наотрез отказалась ехать в эвакуацию и вместе с сынишкой дяди Валеры погибла во время очередного воздушного налета.

Признаюсь, что в то время я так много думал о Тосе (или был с ней), что порядком подзапустил учебу, так что меня даже на комсомольском собрании прорабатывали. Дима, наш комсорг, произнес пламенную речь о том, что некоторые (сделал длинную паузу, сверля меня, сидящего отдельно от всех, суровым взглядом) тратят драгоценное время на танцульки и тому подобные развлечения, вместо того чтобы все силы отдавать учебе.

– Нам не нужны такие безответственные комсомольцы! – вещал он. – Какие из них получатся работники? Строители коммунизма или горе-недоучки и лодыри? Сейчас, когда многие наши товарищи усердно трудятся на комсомольских стройках, поднимают целину, участвуют в стахановском движении и посвящают себя дальнейшему росту мощи нашей страны, что мы видим? Есть те, для кого важнее всего танцульки и модные брюки!

Ребята за меня вступились (не так уж сильно я и запустил учебу), я пообещал исправиться, но Дима все равно смотрел на меня косо.

Что ж, пришло время рассказать о Дмитрии Родионове, который учился на курс старше меня и руководил нашей комсомольской организацией. На всех он смотрел так, словно каждый был в чем-то виноват и только под родионовским руководством может встать на путь исправления. Он писал блестящие

1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 70
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?