Разъяренный повар. Как псевдонаука не дает нам нормально поесть - Энтони Уорнер

Продукты аккуратно классифицируют с помощью неясных наукообразных терминов, которые все мы помним из школьного курса химии. Именно они позволяют нам почувствовать, будто теперь мы поняли что-то новое об окружающем мире.

Йен Марбер давно порицает миф о щелочной диете, называя его эталоном шарлатанства. Что же касается диетных гуру, Йен уверен, что тут можно выделить определенный типаж:

Есть еще кое-что, с чем щелочная диета связана напрямую. Впрочем, не она одна – псведонаука о питании и натуропатия тоже имеют к этому отношение. Я говорю об идее, согласно которой в ухудшении здоровья виноват сам человек и всё всегда зависит от личного выбора. Как говорил Роберт Янг: «Если ты заболел, это твоя собственная вина, а не последствия какого-то призрачного вируса, который ты можешь обвинить, защищая свой образ жизни и нарушения диеты». То есть рак, аллергии, диабет первого типа, ментальные заболевания, ожирение и обычная простуда – во всем этом человек виноват сам. Все это завернуто в опрятную упаковочку ненависти к себе, которая призывает нас изменить собственное поведение.

Нашему инстинктивному мозгу категорически не нравится случайная природа болезней и страданий, однако shit happens, хорошие люди умирают, а рак может напасть на любого из нас без предупреждения. Все это не вяжется с нашим стремлением наделить мир смыслом. Если же вам удалось вывести систему простых правил, которые делят поступки на «чёрные» и «белые», или открыть некий секрет, благодаря которому исчезнет пугающая хаотичность мира, вы выиграли. «Щелочь» создает иллюзию контроля над беспорядочным миром, и иллюзия эта настолько могущественна, что нам хочется поступиться разумом ради своей веры. И вот мы подходим к третьему правилу Разъяренного повара: они всегда будут говорить вам, что это ваша вина.

Проблема с Томми

Много лет назад был у меня ученик – начинающий повар по имени Томми; маленький злой паренек из Манчестера, полный ярости, свойственной девятнадцатилетним, и нахальной уверенности в себе. Он был вовсе не плох, но и заподозрить второго Антона Мозиманна[9] нем было трудно. Когда случался аврал и дым стоял коромыслом, он либо блистал, либо превращал мою жизнь в кошмар. Подозреваю, что это было как-то связано с его ночными похождениями – в конце концов, Томми был симпатичным парнем из Манчестера середины 90-х. В то время ночная жизнь в городе буквально кипела.

Но что расстраивало меня больше всего. Когда Томми со всем справлялся и выкладывался на все сто, после работы я мог пойти с ним куда-то, угостить пивом и целых десять минут рассказывать ему, как же он был хорош. Я иногда говорил, что у него есть будущее, что через несколько лет он сам сможет руководить кухней. Но стоило мне это произнести, как в следующую свою смену Томми из супергероя превращался в настоящее бедствие. Когда он работал плохо и проваливал смену, я давал ему пинка (конечно же, в переносном смысле слова – я никогда не был одним из тех шефов, которые распускают руки). В следующий раз он собирал волю в кулак, и нам удавалось несколько дней передохнуть.

Я и мой помощник Трики, мужчина с характером, частенько обсуждали, как бы нам выжать из Томми максимум. Приходилось нелегко: хоть мы и знали, что у Томми есть талант, мы никогда не могли положиться на этого парня, составляя график дежурств, потому что просто не знали, который Томми достанется нам в следующий раз.

Трики всегда был несколько более прагматичным, чем я, и все повторял: «Хватит любезничать с этим маленьким засранцем». По словам Трики, мой подход превратил Томми в еще более самоуверенного и самодовольного. Трики говорил, что таким поварам, как Томми, нужно постоянно делать замечания, что их необходимо держать в страхе: «Просто устраивай ему выволочку, что бы он ни сделал, и тогда он начнет исправляться». Частенько, когда меня не было поблизости, Трики именно так и поступал. Томми и Трики никогда не ладили. Однажды мне даже пришлось разнимать Трики и свирепого папашу Томми – парень позвонил отцу в слезах, и тот пришел в ресторан разобраться с обидчиками. Мне рассказывали, что в конце концов Томми устроился в колл-центр. Думаю, там ему вряд ли устраивали ежедневные выволочки, и проверить теорию Трики нам так и не удалось.

Если бы моим помощником был основоположник поведенческой экономики Даниэль Канеман, все было бы несколько иначе. Сомневаюсь, что Канеман так же, как Трики, хорош у плиты, но уж наверняка он бы лучше разобрался в том, что происходит с Томми. Он наблюдал подобное явление на примере инструкторов, которые обучают летчиков-истребителей, когда работал психиатром в израильских военно-воздушных силах. Инструкторы отмечали, что когда они хвалили своих подопечных за хороший полет, в следующий раз те показывали худшие результаты. Но стоило им наказать новичков, как те демонстрировали прогресс. Как и Трики, инструкторы пришли к выводу, что старая добрая взбучка – лучшая мотивация. Но Даниэль Канеман видел ситуацию иначе.

Из прежнего опыта он знал, что самая эффективная стратегия мотивации – это поощрение и награда. Так в чем же дело? Почему мой юный наглый фрукт из Манчестера и летчики-новички не соответствовали стандартам психиатрии? Ответ прост, в нем нет ничего, что мы с Трики не могли бы осознать за кружкой пива, и все-таки он не пришел нам в голову. Причина, по которой Даниэлю Канеману присудили Нобелевскую премию, а мне – всего лишь второе место на конкурсе песочного печенья в деревне Лонг Марстон, заключается вот в чем. Канеман обнаружил феномен регрессии к среднему значению, который влияет на производительность труда, а мы с Трики думали, что Томми – просто непредсказуемый маленький засранец.

Регрессия к среднему значению

Регрессия к среднему значению – обманчиво простая концепция. Проще всего объяснить ее так: со временем все выравнивается. Если вы хотите использовать более академичный язык, вы можете сказать: