Даймон - Андрей Валентинов

Не веря в какие-то особые способности здешних колдунов, допускаю, что нашего хозяина предупредили лазутчики, рассылаемые из понятной осторожности по всем направлениям. Заслуга же их приписана ворожбиту из вполне очевидных соображений.

Так или иначе, но действовали все на диво слаженно. Надсмотрщики быстро уложили рабов на землю и взялись за оружие. Так же поступила личная охрана Рахмамы и он сам. Вскоре стрельба гремела со всех сторон.

Известно, что читатели обожают подробные описания не только боев, но и вооружения, чем многие авторы склонны злоупотреблять. Реальная ситуация их бы, пожалуй, разочаровала. Несмотря на невиданный прогресс в деле изготовления орудий смертоубийства (чему пример новая винтовка американца Шарпа, виденная мною ещё в опытном экземпляре), в глубинах Африки разумнее всего использовать старые проверенные мушкеты. Причина очевидна: отлить свинцовую пулю не представляет труда, патроны же изобретения Минье достать здесь невозможно. Стрельба ведётся обычно с достаточно близкой дистанции, на которой при некотором умении нетрудно попасть даже из мушкета.

Мой небольшой оружейный запас, куда, кроме ружья Дрейзе, предназначенного для подобных случаев, входят охотничья курковая двустволка Лефоше (для охоты), три старых английских мушкета, американский драгунский карабин и три револьвера «Кольт», в этих местах представляет собой истинное сокровище.

Надеюсь, мой друг Ливингстон, гордящийся своим могучим арсеналом, счастливо не прочтёт предыдущий абзац. Увы, оружие стоит немалых денег, которых у преподобного просто нет. Мне повезло, поскольку перед приездом в Африку я побывал в Северо-Американских штатах, где цены куда умереннее.

Однако в реальном бою, подобному сегодняшнему, огнестрельное оружие далеко не всегда гарантирует успех. Я разрядил во врага ружьё, фигура вновь исчезла, причём я так и не смог понять, насколько успешен был выстрел. Заряжать вновь не было времени — вместо одного прямо на нас с Мбомо (и на нашего бедного ослика) мчались сразу пятеро. Теперь их можно было разглядеть — почти голые, несмотря на прохладную погоду, в яркой бело-синей раскраске, с тяжёлыми бусами на шее — и странными, невиданными ещё копьями. После боя я внимательно разглядел одно из них — очень длинное, с узким тонким наконечником, так непохожее на привычные ассегаи. Вдобавок, наконечники копий и стрел, как выяснилось впоследствии, были смазаны неким сильным растительным ядом. К счастью, во время боя мы сего не знали, но это мало улучшило наше нерадостное положение. Под рукой оставались лишь один заряженный мушкет и револьвер, остальное было в багаже. Посему Мбомо, сообразивший, что к чему прежде меня, отдал мушкет и приготовил свои метальные ножи.

Первый из пятёрки был мною застрелен. Затем, отбросив мушкет, я встал на колено и приготовил револьвер. Почти тут же в мою сторону полетели два копья, я вновь упал и услышал негромкий стук — копьё упало совсем близко.

Ударил выстрел из карабина — Мбомо все-таки успел перезарядить своё оружие.

Когда я вновь приготовил «Кольт», бой уже кончился. Перед нами лежало два трупа, но живые исчезли, растворившись в высокой траве.

Ослик уцелел, чему я невероятно рад. Между прочим, мы до сих пор не дали ему имени.

Мбомо, не успевший воспользоваться метательным ножом, изрядно расстроился. Я тоже не опробовал револьвер, но совершенно не горюю.

Из охраны каравана погибли двое, ещё двое вскоре умерли от яда. В суматохе бежал один раб. Мы насчитали двенадцать вражеских трупов, все в описанной выше раскраске, с бусами и узкими копьями-жалами. Вероятно, кое-кто из убитых и раненых был унесён своими же товарищами.

Нам достался один пленный, легко раненый мушкетной пулей в ногу.

Эта история, обычная для Африки, имела тем не менее интересный эпилог. Прежде всего объявился мой Даймон. Оказывается, он, подобно помянутому уже колдуну, знал (!) о предстоящем бое и не хотел мне мешать (!!!). Поздравив с успехом, он походя пояснил, что нападавшие были из племени ндорума, живущего далеко на севере и промышляющего откровенным разбоем. Оказались они здесь не сами по себе, а будучи нанятыми неким купцом, конкурентом мистера Зубейра.

Напоследок Даймон посоветовал внимательно осмотреть лежащие передо мной трупы.

Нечего и говорить, что я поначалу не придал веры сведениям, полученным столь оригинальным образом. Тем более ни я, ни Мбомо никогда не слыхали о племени с названием «ндорума». Каким же было моё удивления, когда очень скоро все сказанное подтвердилось. Пленный, спасая свою жизнь, поведал именно то, о чем немногим ранее сообщил мне Даймон.

Окончательный сбитый с толку, но и одновременно чрезвычайно заинтригованный, я оглядел мёртвые тела, лежащие у тропы. У одного ничего не оказалось кроме убогой набедренной повязки и копья. Другой, почти голый, тем не менее носил кожаный, обшитый медными бляшками пояс, за который был заткнут очень длинный нож странного вида. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что нож изготовлен из цельного когтя невиданного размера.

Длина лезвия кинжала — два фута и восемь дюймов. Сам коготь был, судя по всему, ещё больше.

Осознав, что именно обнаружено, я чуть было не завопил во всю глотку, взывая к бесстыжему Даймону, столь хитро натолкнувшему меня на эту находку, но не пожелавшему ничего пояснить. Моё недоумение отчасти разрешил один их надсмотрщиков родом из племени макололо. Такие когти он уже видел.

Итак, зверь Керит-чимисет. Очень приятно, мистер Керит, благополучны ли ваши дела?

Музыка и слова: R. Goguel, J. Esser, W. Langhoff.

(3`49)

«Болотные солдаты» — песня заключённых немецких концлагерей. Написана в Дахау. Как и все немецкие маршевые песни, великолепна, к тому же не имеет омерзительного привкуса нацизма. «Болотные солдаты, идём среди проклятых болот…»

Хорошо, если тебя, взрослого серьёзного парня, почти что дипломированного историка, девушка называет «малюня»? Конечно, хорошо, даже очень. На людях, где-нибудь у демократов в присутствии гостя из Канады, можно и сквозь паркет до самого фундамента провалиться, когда к тебе этак: «Малю-юня! Мой малюю-ю-юня!» Но если один на один, если её губы касаются твоей шеи, скользят мягко, вокруг стылые зимние сумерки, но тебе тепло под лёгкой простыней?

— Малю-юня! Мой малюю-ю-ня! Мой бидный!..

«Бидный» — потому что кровавые отметины на лице, и на боку отметины, и на плече. Вот и скользят губы — осторожно, кожи еле касаясь.

— Малю-юня! Моего малюню побылы. Би-и-идный!..

Про «побылы», конечно, и речи не было. Не собирался отставной демократ Алексей Лебедев жаловаться. Напротив! Факт по всякому представить можно. Одно дело — отметелили на ровном месте ни за что, ни про что, совсем иное — вступил в неравную драку с нациками, в бой кровавый за права человека, за европейскую интеграцию. Пострадал, но и врагу не сладко. Наше кун-фу все равно ихнего сильнее!