Две женщины и мужчина - Кей Хупер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему особенно теперь?
Бишоп пожал плечами:
— У меня такое предчувствие, что им и без того хватает дел с тех пор, как ты объявил о вознаграждении.
— Ты все еще думаешь, что это была неудачная идея?
— Я думаю, что миллион долларов — завидное вознаграждение и что найдется немало людей, способных сочинить всевозможные небылицы в надежде эти деньги получить. А полиция вынуждена будет проверять все эти бредни. Это может только замутить воду, Кейн.
— Или побудить того, кто удерживает Дайну, сообщить полиции о ее местопребывании.
— И это возможно. Тем более что ты ясно дал понять, что деньги будут выплачены, только если Дайну найдут живой и невредимой.
Кейн переменил тему:
— По-твоему, другой адвокат Дайны захочет говорить с нами?
— Не знаю. Он, конечно, будет связан обязательством сохранять конфиденциальность, но, учитывая исчезновение Дайны, может отказаться от этого обязательства в интересах клиента. Пока что нам нужно выяснить, кто он.
— Ну, мы не сможем этим заняться, пока банки не откроются в понедельник, — с сожалением сказал Кейн, которому не терпелось что-то предпринять. — Так что у нас остается только Фейт Паркер. Нужно ехать в больницу.
Бишоп не стал возражать другу.
В больнице они столкнулись с неожиданным препятствием.
— Фейт Паркер выписалась два дня назад.
Доктор Бернетт, которого разыскала медсестра, выглядел усталым. Однако, когда он заговорил о Фейт, на его лице отразилась профессиональная гордость бывшей пациенткой.
— Выписалась? — Кейн непонимающе уставился на него. — Как это выписалась? Когда я был здесь месяц назад, она находилась в коме.
— Да. Но она пришла в себя чуть более трех недель тому назад и достаточно быстро восстановилась.
— Вам это не кажется необычным? — спросил Бишоп.
— Даже очень необычным, — согласился доктор. — Я пишу об этом случае статью для медицинского журнала. Необычно и то, что кома оставила минимальные последствия. Никаких повреждений мозга, хорошая реакция на физиотерапию — через несколько дней пациентка уже ходила и пребывала в куда лучшем эмоциональном состоянии, чем большинство подобных больных, хотя и потеряла память…
— Потеряла память? — Кейн ощутил сокрушительное разочарование. — Она ничего не помнит?
— Абсолютно ничего, бедняжка. Вся ее жизнь до несчастного случая начисто стерлась из памяти. Речь у нее полностью сохранилась, она читает и пишет, помнит исторические и даже текущие события вплоть до аварии, но никаких личных воспоминаний. Мисс Паркер не знала ни своего имени, ни того, как она выглядит.
— А память к ней вернется? — осведомился Бишоп.
— Возможно, — пожал плечами Бернетт. — Хотя для этого могут понадобиться годы. Она получила травму головы во время аварии, но мы не уверены, вызвана ли амнезия физической или психической травмой.
— Вы имеете в виду, что потеря памяти может быть своеобразным защитным механизмом — способом ограждения от неприятных воспоминаний? — уточнил Кейн.
— Возможно, — нахмурившись, повторил доктор.
Кейн обменялся с другом быстрым взглядом.
— Когда я был здесь раньше, — обратился он к врачу, — я говорил с вами о Дайне Лейтон. Помните?
— Конечно. Мисс Лейтон — очень приятная женщина. Мы беседовали с ней несколько раз о состоянии мисс Паркер. Мисс Лейтон очень из-за нее беспокоилась. Никаких других тем мы не касались. — Прищурившись, доктор разглядывал Кейна. — Насколько я понимаю, о ней нет никаких новых сведений?
Кейн покачал головой:
— Мы с агентом Бишопом пытаемся установить, чем занималась Дайна в последние недели перед исчезновением. — Этот ответ стал у Кейна за последние недели почти автоматическим.
Бернетт нахмурился:
— Я не знал, что этим делом занимается ФБР.
— Мы не всегда уведомляем о своей деятельности средства массовой информации, доктор, — спокойно отозвался Бишоп. — Работа за сценой зачастую дает более быстрые результаты.
— Понятно. Полагаю, вы хотите побеседовать с медперсоналом о визитах миссис Лейтон?
— Мы были бы вам признательны, если бы вы смогли это устроить, — вежливо ответил Бишоп.
— Разумеется. Если вы подождете здесь, я поговорю с дежурным по этажу.
— Благодарю вас, доктор.
Кейн посмотрел ему вслед, потом повернулся к Бишопу:
— Ты что-то был чересчур любезен. Он не понравился тебе так же, как и мне?
— Пожалуй. И меня интересует, почему?
— Может, ты ощутил неприязнь к доктору, пожимая ему руку? — допытывался Кейн.
— Едва ли.
— Тогда, очевидно, все дело в природной неприязни к докторам. Лично я терпеть не могу ни врачей, ни больницы — возможно, это объясняет мою реакцию. Я не в состоянии найти даже тени причины, по которой он мог бы оказаться замешанным в исчезновении Дайны. К тому же есть свидетели всех его передвижений в тот день.
— Да я и не думал его подозревать, — заверил Бишоп.
Кейн вздохнул. Он решил не говорить другу, что в последние недели подозревал в причастности к исчезновению Дайны буквально каждого встречного.
Им понадобилось два часа, чтобы побеседовать с сотрудниками, которые видели Дайну или говорили с ней. Они улышали, что Дайна очень тревожилась из-за подруги, но не могли объяснить ее явно чрезмерное чувство вины по поводу случившегося с Фейт. Никто не помнил имени адвоката, приходившего навестить Фейт, а так как к тому времени доктор Бернетт уже закончил дежурство, они не могли спросить его об этом.
Уже близился вечер, когда они направились в квартиру Кейна.
— Так как мы не добыли в больнице никаких полезных сведений, — задумчиво сказал Бишоп, — у нас достаточно причин не откладывать на потом беседу с Фейт. Амнезия у нее или нет, но она сможет назвать нам фамилию адвоката.
— Похоже, ты сомневаешься в том, что у нее амнезия, — заметил Кейн.
— Просто я думаю, что это очень удобная болезнь.
— Удобная для кого? Фейт могла бы ответить мне на много вопросов, но теперь…
— Давай поговорим с ней, прежде чем исключать ее из списка источников информации.
— А в понедельник мы сможем побеседовать с остальными сотрудниками больницы, — сказал Кейн, — и узнаем, смогут ли они добавить что-нибудь полезное. У меня скверное предчувствие, что мы снова не услышим ничего, кроме благоприятного впечатления о Дайне.
— Возможно, твое предчувствие объясняется пустым желудком, — прозаически заметил Бишоп. — Мы ведь ничего не ели с самого утра. А у тебя в квартире наверняка нет ни крошки съестного.