Бульдог Драммонд (следствие ведет Хью Драммонд) - Герман Сирил Макнейл

– Прекрасно! Редко попробуешь такое в наши дни, – заметил Хью, наполняя бокал. – Вина, мисс Бентон? – Он посмотрел на девушку, которая испуганно и напряженно смотрела в окно. – Выпейте! Ибо вино веселит сердце человека…

Его тон вывел Филлис из транса, она протянула ему бокал.

– Нальете? – спросила она, и он увидел, что она дрожит.

– Вы… Вы слышали… что-нибудь? – Бентон тщетно пытался говорить спокойно.

– Ночная птица? – ответил он с напускной легкостью. – Жутко они кричат, не правда ли? Иногда во Франции, когда все было тихо, кто-нибудь вскакивал из-за этих криков. И попадал под немецкую пулю.

Хозяин потихоньку приходил в себя, Драммонду удалось снять напряжение. Но сам он умудрился опустошить бокал портвейна одним глотком, даже не заметив этого…

Снаружи было тихо; никаких новых жутких криков. Драммонд напряженно вслушивался в ночь чутким слухом, натренированным на фронте, – и не слышал ничего. Мягкий шепот ночи с тысячами ее естественных звуков просачивался в окно, но человек, который кричал, умолк навсегда. Драммонд не забыл, как слышал подобный крик однажды. На войне, под Гинчи, возле куч кирпича. Две ночи спустя он нашел кричавшего в воронке от взрыва, с остекленевшими глазами, в которых застыл ужас последней секунды. И опять его мысли сосредоточились на пятом пассажире роллс-ройса…

И было почти облегчением рассказать Бентону свою байку о сломавшейся машине.

– Конечно, вы должны остановиться здесь на ночь, – заявил почтенный джентльмен. – Филлис, дитя мое, вы скажете им приготовить комнату для нашего гостя?

Посмотрев на Хью взглядом, в котором смешались благодарность и тревога, девушка вышла. Глаза Бентона странно блестели, и Хью понял, что все то время, что они обсуждали поломку автомобиля, старый джентльмен пытался взять себя в руки, и это не очень-то получилось. Это было очевидно даже непрофессиональному глазу солдата, что нервы старика ни к черту не годятся; и что, если что-то не предпринять как можно скорее, худшие предчувствия его дочери, вероятно, исполнятся. Он говорил бессвязно и быстро. Его руки дрожали, и он, казалось, всегда ожидал чего-то ужасного.

Хью отлучился на десять минут, когда хозяин доставал новую бутылку, и в течение времени, которое потребовалось ему, чтобы надеть пижаму и ночной колпак, господин Бентон преуспел в том, чтобы опустошить три стакана виски. И особо печально было то, что алкоголиком Бентон явно не был.

В одиннадцать часов Хью встал и пожелал хозяину спокойной ночи.

– Позвоните в звонок, если захотите что-нибудь. У нас редко бывают гости, но я надеюсь, что вы найдете все, чего пожелаете. Завтрак в девять, – напутствовал его хозяин.

Драммонд закрыл дверь за собой и замер на мгновение в тишине, осматриваясь. Холл был пуст, но он хотел изучить географию дома, твердо запечатлев ее в уме. Из комнаты, которую он только что оставил, донеслось журчание виски, наполняющего стакан. Хозяин продолжал «лечить нервы». В своей комнате он, как и ожидал, обнаружил девушку.

Она вскочила, когда он вошел.

– Что это было? Этот ужасный крик? – спросила она.

Он посмотрел на нее серьезно некоторое время и затем покачал головой.

– Мы будем пока считать, что это ночная птица, ладно? – сказал он спокойно. Потом он склонился к ней и взял ее за руки.

– Идите к себе и ложитесь спать. Это мое шоу. И, скажу вам, думаю, что вы невероятны! Слава Богу, что вы наткнулись на мое объявление!

Мягко он выпустил ее руки и отступил к двери, оставив ее открытой для нее.

– Если случайно вы услышите что-то, что напугает вас…

– Но что вы собираетесь делать? – прошептала она.

Хью усмехнулся.

– Не представляю! Господу видней.

Когда девушка покинула комнату Хью, он выключил свет и шагнул к тяжелым занавескам окна. Он развел их в стороны и шагнул за них, позволив им закрыться за спиной; тогда, осторожно, он открыл окно. Ночь была темной, и луна не должна была подняться еще в течение двух или трех часов, но он был старым солдатом и не мог пренебречь любыми мерами предосторожности.

Он хотел видеть «Вязы» и его обитателей; но не хотел, чтобы они видели его.

Тихо, но быстро он пересек газон и укрылся за деревом. «Вязы» оказались домом того же самого типа, как тот, который он только что покинул, и территория, примыкавшая к нему, была того же размера. Проволочная ограда разделяла два поместья, но в темноте Хью смог различить очертания калитки, соединявшей территории двух усадьб. К его радости, калитка открывалась бесшумно.

Проникнув на территорию противника, он спрятался позади зарослей кустарника.

За исключением одной комнаты на первом этаже, дом был темным, и Хью решил заглянуть в единственную освещенную комнату. В занавесках была щель, позволявшая осуществить этот замысел.

Прячась в тени, он подобрался ближе и осторожно заглянул внутрь. И то, что он увидел, заставило его решиться рискнуть и подойти еще ближе.

За столом сидел человек, которого капитан не признал. По обе стороны от него восседали Лэкингтон и Петерсон. На диване, изображая безразличие, замерла девушка с сигаретой в одной руке и романом в другой. Хью опознал в ней Ирму и возобновил наблюдение за группой за столом.

Какая-то бумага лежала перед человеком, и Петерсон, который курил большую сигару, по-видимому, предлагал, чтобы тот использовал ручку, которую Лэкингтон любезно держал наготове. Во всех отношениях идиллическая картина, если не считать выражения на лице человека. Хью видел его прежде часто, это назвали контузией. Человек был в шоке, наполовину без сознания. Время от времени он озирался по сторонам в изумлении, потом качал головой и вытирал лоб. В течение четверти часа продолжалась эта сцена. Затем Лэкингтон достал что-то из кармана. Хью увидел, что человек сжался в ужасе и схватил ручку. Он увидел, что девушка откинулась назад, как будто разочарованная, и уткнулась в роман; и он видел холодную усмешку Лэкингтона. Но тем, кто произвел на него наибольшее впечатление в тот миг, был Петерсон. В его полной пассивности было что-то нечеловеческое. Ни темп, ни выражение лица не изменились ни на миг. Если лицо Лэкингтона сияло жестоким удовлетворением, лицо Петерсона оставалось спокойно-равнодушным.

Документ все еще лежал на столе, когда Хью достал свой револьвер. Он знал, что это было умышленное нарушение правил, безумие. Но он пробормотал набожную молитву, прицелился – и затем задержал дыхание. Грохот выстрела и взрыв единственной электрической лампочки в комнате были почти одновременны; и в следующую секунду, с ревом «Разойдись, господа», он ввалился в окно. С огромным преимуществом перед остальными, кто ничего не видел в настоящий момент, он проскользнул вглубь комнаты. Он рассчитал удар точно. Кулак попал Лэкингтону в челюсть, и тот рухнул на пол. Тогда он схватил в охапку ошеломленного человека вместе с таинственной бумагой и нырнул во тьму, назад через окно. Ни единой секунды не было потрачено впустую; Хью сполна использовал преимущество невидимости. И прежде чем это преимущество исчезло, он должен был убраться отсюда, вместе со своей ношей.