Зоосити - Лорен Бьюкес

— Посиди, выпей с нами! — предлагает Д’Найс.

Я поднимаю бутылку тоника:

— Спасибо, Найси-Найс, у меня все с собой… — Вдруг я чувствую, как голова начинает гудеть. Как будто туда проникло мелкое насекомое и грызет, грызет… Мартышка внезапно напрягается, подается вперед, прищуривает пьяные глазки. Животное за работой. — А ну прекрати! — требую я.

— Что прекратить? — спрашивает Д’Найс с невинным видом, как будто не пытается меня прощупать. Но голова у меня перестает болеть, а Мартышка с разочарованным видом откидывается назад. Злобно косится на Д’Найса и снова начинает возиться в пивной лужице. — Как ты сегодня хорошо выглядишь, Зи-зи! — Д’Найс нарочно мне льстит, чтобы отвлечь внимание от себя. Эммануил не в курсе его уловок.

Д’Найс — настоящий гад. Его дар, его шави, заключается в том, что он высасывает из других радость — впитывает в себя чужие положительные эмоции, как губка. Естественно, если его спросить, в чем его талант, он соврет. Обычно Д’Найс говорит, что его шави — умение добывать нужные сведения. По-моему, он и это умеет. Он собирает информацию на улицах и продает за наличные всем, кто готов платить. Но сплетни он любит патологически, без всякой магии.

Можно подумать, энергетические вампиры и сами усваивают хотя бы часть высосанной из других радости. Д’Найс совсем не такой. Насколько я могу судить, Бенуа — его единственный друг; по крайней мере, единственный человек, который в трезвом виде терпит его дольше двадцати минут.

— Ты ведь меня знаешь, Д’Найс. Я зверюшка тусовочная… Кстати, о зверюшках. По-моему, твоя слегка перебрала.

Мартышка опрокидывает бутылку.

— Да пошла она! — отвечает Д’Найс, пытаясь выхватить бутылку, но прежде Мартышка успевает перевернуть ее, заодно повалив, как костяшки домино, три стакана и остатки моего тоника.

Эммануил с криком вскакивает, опрокинув стул, и хватает со стола бутылки, спасая пиво. Звенит разбитое стекло. Громко вопит Д’Найс — то обзывая Мартышку идиоткой, то требуя, чтобы ему немедленно дали тряпку вытереть лужу — и еще пива всем, за счет заведения! Потому что ничего бы не случилось, если бы стол не был шатким, как и вся здешняя дерьмовая мебель. Макази, хозяйка бара, с ним не согласна. Она зовет вышибалу Карлоса, лысого здоровяка-португальца. Эммануил поступает мудро: он исчезает — то ли в туалет, то ли купить еще пива.

Во всеобщем хаосе у нас с Бенуа появляется секунда, чтобы перекинуться парой слов.

— Как ты? — спрашивает он. Бенуа у меня очень чуткий, до него сразу доходят даже самые тонкие намеки. Если бы он еще лучше подбирал себе друзей… Но как говорится, никто не идеален.

— Бывают паршивые дни, но такого у меня еще не было.

— Что с миссис Лудицки?

— Умерла. Точнее, ее убили. Я уже почти дошла до нее, как вдруг связь… оборвалась. — Я снова чувствую внутри толчок — представьте себе инфаркт, который по ошибке спустился в кишечник.

— Так вот где ты пропада…

— Сидела в участке. Три часа меня допрашивали, но так ничего и не нарыли. Кстати, инспектор просит тебя в ближайшие дни зайти к ней и подробно рассказать, где я была сегодня утром и чем занималась.

Бенуа молчит, только рассеянно ощупывает пальцами шрамы от ожогов. На шее у него пластмассовый рубец, как у куклы Барби; рубец блестит под воротом рубашки.

— Извини, Бенуа. Понимаю, для тебя такие походы — только лишний геморрой. — Большим пальцем он медленно чертит круги на шее, поднимаясь к подбородку, и я теряю терпение. — В чем дело? У тебя документы не в порядке? Ты вроде говорил, что неделю назад их продлили… Ладно, не хочешь подтверждать мое алиби, попрошу какого-нибудь другого любовника!

Бенуа рассеянно улыбается. О других любовниках я вру очень убедительно. Но после того, как у меня появился Ленивец, я веду такую моногамную жизнь, что готова кинуться даже на банан, который используют в качестве учебного пособия, когда учат предохраняться от СПИДа.

— Мне сегодня позвонили, — наконец говорит Бенуа.

— Кто? — воинственно спрашиваю я, хотя уже все знаю. Я все знаю заранее.

— Перестань, Зинзи. Мне звонила жена.

У меня снова, во второй раз за день, возникает то же чувство. Сердечный приступ в кишках. В животе тянущая боль; все крутит и ноет. Ленивец в загоне поднимает голову и вопросительно верещит. Я едва заметно качаю головой.

— Замечательно, Бенуа! Ты, наверное… — Продолжить можно по-разному, но никакие слова не сумеют в полной мере описать тот коктейль, что бурлит у меня внутри, прожигая стенки желудка. Представьте себе смесь дешевого рома и серной кислоты. Ну кто мог подумать? Кто мог догадаться, что она спустя столько времени окажется жива? Во всяком случае, не я. Потому что я не ищу пропавших людей.

— Эй! Кто-то умер? — спрашивает Д’Найс, ставя на стол несколько бутылок с пивом и жестом приказывая Эммануилу раздать их. Одну придвигают мне.

— Не докуривай чужие бычки, — советую я. — Пальцы обожжешь!

— Бенуа сказал, что ему звонила жена? — Д’Найс хитро улыбается. Оказывается, о звонке известно всем, кроме меня! — Правда, отличная новость?

— Замечательная! — говорю я. Сердечный приступ поднялся на свое законное место и расцвел у меня в груди, как ядовитый цветок. — Изумительная! Но сейчас у меня дела. Бенуа, встретимся позже.

Я наклоняюсь поцеловать его. Губы у него сладкие, с дрожжевым привкусом. Неужели и с ним придется завязывать?

Я возвращаюсь домой и вдруг слышу сухой треск автоматной очереди, похожий на треск лопающегося в микроволновке попкорна. Вместе с другими более-менее разумными прохожими ныряю в торговый центр «Палисейдз».

Копы обычно автоматическим оружием не пользуются; либо это бандитские разборки, либо налет. Но инкассаторские машины чаще берут на шоссе, там больше возможностей быстро скрыться с места происшествия. Правда, бандиты все больше наглеют. Грабят средь бела дня в самом центре города. Автоматные очереди давно утвердились в ночной симфонии Зоосити, как цикады в сельской местности. Но с недавних пор их все чаще слышно и днем.

Мы напряженно вслушиваемся в перестрелку, забившись в проход между закусочной «Мистер Пирог», обувным магазином («Обувь по разумной цене») и бюро путешествий «Поехали!». Сотрудники бюро путешествий, видимо, поняли название буквально и слиняли. В общем, никакого бюро путешествий здесь давно уже нет. Реклама экзотических курортов и сказочных скидок перемежается объявлениями о том, что площадь сдается.

Из лифта выходит старушка; она прижимает к груди сумку с лекарствами. Неужели сунется на улицу? Попадет под перекрестный огонь! После долгих уговоров она, наконец, сдается, ворча и негодуя, и снова входит в лифт. Может, надеется, что в следующий раз, когда раздвинутся дверцы, она окажется в другом месте. Если бы!

Мы с Бенуа тоже познакомились в лифте. В «Элизиуме». Тогда у него еще была работа, а я прятала Ленивца под мешковатой толстовкой. Я только что вернулась из «Сан-Сити» — я, разумеется, имею в виду тюрьму, а не игорную столицу страны. В тюрьме «Сан-Сити», она же «Дипклоф», нет ни аквапарков, ни стриптизерш. Я три года загорала там за государственный счет. По-моему, нашей пенитенциарной[5]системе есть куда развиваться. Тюремная реформа была бы эффективнее, если бы всех заранее обучали полезным навыкам — например, как бить ногой в пах и переживать период ломки.