Влюбленный холостяк - Данелла Хармон

— Я сделаю все, что в моих силах, Блэкхит. Но не для вас. Для вашей сестры.

— Несмотря на то что никогда не видели ее?

— Это не имеет значения. Она женщина. Она страдает. Я слишком хорошо знаю, что это такое.

— Вы полагаете, что мужчины не страдают?

— Нет. Как они могут страдать? У них нет сердец, потому-то им и доставляет такое удовольствие разбивать наши.

Он посмотрел на женщину долгим взглядом, и Эва непостижимым образом почувствовала, что он видит все ее давным-давно похороненные и скрытые от всех тайны. Она поежилась от благоговейного страха и робости.

И от горящего внутри ее страстного желания.

— Вам холодно?

— Да, — солгала она.

— Я вас согрею, — произнес он.

И, заключив в объятия, поцеловал ее.

Ночь была очень холодной, воздух — хрупким как стекло, но, ощутив на своих губах губы Блэкхита, Эва почувствовала, как по всему телу разливается жгучий, всепоглощающий жар.

Его руки скользнули под бархатный плащ и стали исследовать ее тело, при этом большие пальцы касались обтянутой шелком груди, а ладони, огладив бока, опустились на изящный изгиб талии и принялись ласкать бедра и попку. Он сильнее прижал женщину к себе. Эва и не думала сопротивляться. Она положила ладони ему на грудь, ощущая упругие, рельефные мышцы, слыша ровный стук его сердца. Как же приятно быть в таких мощных объятиях! Как же опасно и безрассудно это внезапное забвение собственных принципов и убеждений! Она забыла о своей злости; забыла о сожалении, возмущении, негодовании. Были только его губы, требовательные, нетерпеливые, твердые и восхитительные.

Она вздохнула, покоряясь ему, ее губы открылись ему навстречу. Эва позволила ему делать с собой что угодно и с жаром отвечала на его нескромные ласки. Кровь вспыхнула огнем, обволакивая все ее существо всепожирающим пламенем. Она превратилась в еретика, сжигаемого на костре.

Отрицать это уже невозможно. Господи, она хочет его и обязательно будет с ним — на своих условиях, конечно, не на его, никогда на его, — и произойдет это сегодня ночью. Сладкая мысль. Она вспыхнула на острие ее нарастающей страсти…

Руки Люсьена, лаская ее ягодицы, прижали ее прямо к каменно-твердой выпуклости в брюках, плоть к плоти. Эва обхватила шею мужчины, тяжелый бархатный плащ соскользнул с ее плеч и упал к их ногам. Но она не ощущала холода. Были только его губы. Руки. И неровное дыхание. Эва отстранилась, прижимаясь горячим лбом к его груди и с трудом переводя дух.

— Если вы сделаете такое еще раз, я буду вынуждена вас убить, — неуверенно проговорила она, пытаясь восстановить дыхание и в каком-то оцепенении глядя себе под ноги.

— И вы полагаете, что это меня остановит?

— Вы же знаете, что у меня к вам нет никаких чувств.

— Значит, вы великолепная актриса.

— Я ненавижу вас. Я ненавижу вас с тех пор, как узнала, что вы именно тот человек, который мешает нам здесь, во Франции… Дело с любовным эликсиром — всего лишь верхушка айсберга.

— Гм, да… — Его теплая, несмотря на морозный ночной воздух, рука придерживала ее затылок, пальцы ласкали нежную кожу за ухом. — Хотел бы и я проявить такую самоотверженность, но боюсь, что покорен с того самого момента, как впервые увидел вас.

— Вожделение, и ничего больше. Не обращайте на него внимания, и оно пройдет.

— Я пытался. Не помогло.

— Тогда найдите другую женщину.

— Мне не нужны другие женщины. — Голос герцога превратился в хриплый шепот, и она почувствовала его дыхание у себя на шее. Его губы. Шепот, слившийся с поцелуем — неожиданным, запрещенным, опасным. —

Мне нужна ты.

Горячая дрожь пробежала по ее телу. Он способен разбить ей сердце. Разломить на кусочки, растоптать и уйти, даже не оглянувшись. Страх почти парализовал ее… но Эва не привыкла бояться. Если это пугает ее, то тем больше оснований не позволить этому продолжаться.

— Что вы скажете, миледи? Вы вдова, а не стыдливая девственница, не представляющая, что делают взрослые люди в постели. И если я не ошибаюсь, вы так же, как и я, хотели бы закончить то, что мы начали в моей. А я, Эва, обычно не ошибаюсь. Позвольте мне доказать вам, что мужчина может быть очень… по-настоящему интересен.

У Эвы подгибались колени.

— У меня есть… одно дело на балу, которое нужно сделать.

— У вас есть дело, которое вы должны сделать для меня. Но сначала удовольствие, потом работа, правда?

Люсьен взял ее за руку. Страх и желание боролись в ее душе. Ночь обступила ее со всех сторон, леденила кожу, стараясь заморозить кровь, но Блэкхит зажег в ней огонь желания.

И тогда ей в голову пришла неожиданная мысль. Соблазнительная мысль, настолько удачная, настолько отвечавшая ее собственным планам, что она едва смогла сдержать торжество.

Потешить себя.

— Ну что ж, Блэкхит, — промурлыкала она, глядя снизу вверх в его скрытое тьмой лицо. — Я не в восторге от мужского пола, но мне хочется дать вам шанс изменить мое мнение о нем. Мы с вами пойдем ко мне домой, но, — она прищурилась, — See произойдет на моих условиях, так, как я захочу.

— И каковы будут условия?

— Полная власть.

Герцог приподнял бровь.

— Боже, эта ночь обещает больше, чем я предполагал…

— И я говорю вам сейчас: если вы разочаруете меня хоть в чем-нибудь, я убью вас.

— В таком случае обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы доставить вам полное… — его губы изогнулись в медленной, опасной улыбке, — удовольствие.

Они порознь вернулись на бал, и Эва, сославшись на головную боль, покинула громадный шумный зал.

Она увидела Франклина, которого явно не обманули ее отговорки. Он видел ее с Блэкхитом. Он наверняка раздумывал, для чего она общается с противником. Но у Эвы были собственные планы…

Он ждал ее, как и обещал, у подножия огромной лестницы, ведущей на верхние этажи. Стояла тишина; вокруг не было даже слуг.

— У вас последняя возможность передумать, — прошептал он с вызывающей улыбкой.

— Я не такая трусиха. Я не боюсь большого злого волка.

— Правда? Тогда отчего, позвольте спросить, вы дрожите?

Она вымученно улыбнулась, чтобы скрыть робость.

— От предвкушения.

Люсьен усмехнулся, и от его усмешки все у нее внутри, казалось, завязалось в узел. Что ж, она солгала. Немного. Она боится большого злого волка, потому что волкам ничего не стоит вырвать у вас сердце и сожрать его. А Эва прекрасно понимала, что еще немного — и она сама поднесет ему свое сердце на блюдечке с голубой каемочкой.