Воскресный ребенок - Гудрун Мебс

Я тоже проиграла. Зато теперь мы с Андреа снова дружим. Потому что я дала ей выиграть.

С Карли мы теперь, наверное, тоже немножко дружим.

Как он меня сегодня утешал – просто удивительно! Он ведь совсем ещё маленький и глупый. Надо с ним как-нибудь поиграть, когда будет время. Но главное – мне снова можно пойти к Улле! В следующее воскресенье. Сестра Франциска сама сказала!

Я решила, что теперь буду вести себя по-настоящему приветливо и мило. Всю неделю, до самого воскресенья. Чтобы сестре Франциске не пришлось снова передумывать.

* * *

И она не передумала! Я ждала этого с замиранием сердца всю неделю, но она ничего не сказала.

А я правда вела себя очень хорошо. Даже попросила у Андреа прощения. Она ничего не забыла и настояла, чтобы я извинилась. Ну я и извинилась. Это было совсем просто.

Карли на этой неделе я почти не видела. Да мне, по правде, и не хотелось. С ним я теперь чувствую себя как-то странно. И я делала вид, что у меня жутко много уроков, надо заниматься и совсем не до игр. Но Карли мне было всё-таки немножко жалко. В столовой он всегда придвигался поближе и глядел не отрываясь большими голубыми глазами. Было ясно: он чего-то хочет. Но я просто отдавала ему половину своей булочки и перекладывала в тарелку немножко мюсли. Он и радовался, маленький обжора!

А сейчас воскресенье. Я сижу в холле и жду Уллу. Андреа сегодня, как проснулась, сразу напомнила мне про блузку и обещанную книгу. Она талдычила про это всю неделю, я уж всё наизусть выучила. Не забуду, совершенно точно. И по сто раз напоминать мне не надо!

Андреа уже ушла. Сегодня её воскресные родители пришли за ней пораньше. У них намечен большой поход, объяснила она. Может, мы с моей воскресной мамой сегодня тоже пойдём в поход. Вот было бы здорово! Но будет хорошо и без похода. Сегодня я добрая и покладистая, мне всё понравится!

Уже пять минут десятого. Уллы всё нет. Где же она?

В прошлое воскресенье она тоже опоздала. Интересно, она теперь всегда будет опаздывать?

Но это ничего. Я просто жду. Она наверняка меня заберёт. Она же сказала по телефону, что с нетерпением ждёт следующего воскресенья. А следующее воскресенье – как раз сегодня, и она должна меня забрать. По крайней мере, я на это надеюсь. Очень сильно надеюсь. И на всякий случай держу кулаки. Говорят, это приносит удачу. Значит, всё будет хорошо. И потом, если Улла сегодня меня не заберёт, она много потеряет, правда-правда! Я же такая добрая и покладистая… Меня совершенно не раздражает ни её чудная квартира, ни курение. Белый пушистый ковёр – очень красивый, и хлеб с мёдом я могу съесть. Честно-честно, это же ерунда! А если ей надо будет поработать и она усядется с отсутствующим видом за стол на кухне-мастерской, я буду вести себя тихо, как мышка, и приготовлю ей чай. Это я хорошо умею. А себе сахара класть не буду.

А потом я у неё уберусь. Потому что там такой беспорядок! Конечно, ведь Улле не хватает времени на уборку. И она обрадуется и похвалит меня.

Только бы наконец пришла. Чтобы я смогла у неё убраться… И вдруг… вот она! Стоит прямо передо мной! В куртке и шапке с помпоном. Я даже не заметила, как она вошла. Я соскальзываю со стула, она протягивает мне руку и говорит:

– Ну что, воскресный ребёнок, пошли?

И тянет меня на улицу.

Ну наконец-то!

Я пообещала себе быть очень приветливой и поздороваться: «Здравствуйте, Улла, я рада, что Вы пришли». Но сейчас не могу выдавить из себя ни звука. Вот глупо-то…

На улице Улла кладёт руку мне на плечо и прижимает к себе. На одну секунду. Это очень приятно. И взъерошивает мне волосы. Вообще-то мне такое не нравится, но Улле – ей можно. Она смотрит на меня большими Зайчиковыми глазами – сегодня их не загораживают дурацкие очки, – улыбается и говорит:

– Ну что, воскресный ребёнок? Я так рада тебя видеть!

Я киваю и хочу сказать: «Я тоже рада тебя видеть». Но опять ничего не говорю. Только чувствую, как где-то в животе становится тепло, как будто я это сказала. Улла снова кладёт руку мне на плечо, и мы отправляемся в путь. Друг рядом с другом. Получается не очень хорошо. Пока Улла делает один большой шаг, мне приходится быстро делать два маленьких. Я почти бегу. Улла замечает это и убирает руку с моего плеча, берёт меня за руку, поднимает её вверх и спрашивает:

– Для этого, наверное, ты уже слишком большая?

Я энергично мотаю головой. Ходить за руку очень приятно! Ну и что, что я давно уже из этого выросла.

– Ладно, – говорит Улла, не выпуская мою руку. Мы идём дальше. И теперь шагаем слаженно.

Мы направляемся к остановке трамвая. И держимся за руки. Я могла бы идти так целую вечность! Честное слово. Я так ждала этого воскресенья и так рада, что оно уже началось! И рада, что Улла держит мою руку…

– Давай поедем куда-нибудь за город? – спрашивает Улла. – Хочешь?

И сжимает мою руку. Я тоже сжимаю в ответ. Не сильно, просто чтобы она почувствовала. Мы едем за город, вот здорово! Но тут я вспоминаю – машины ведь у неё нет… Как же мы поедем? Другие ребята со своими воскресными родителями всегда ездят за город на машинах.

И я спрашиваю:

– Без машины?

И тут же чувствую досаду. На себя. Я же знаю, она не может купить машину. Это очень дорого. Вот ведь ляпнула…

Но Улла совсем не обижается.

– Да она нам не нужна, – говорит она и тянет меня дальше. – Вполне можно обойтись и без машины, как ты считаешь?

Я с облегчением киваю.

– Мы поедем на трамвае, до самого конца. Там есть одно озеро, – говорит она. – Я тут подумала, не устроить ли нам пикник? Или ещё слишком холодно, как ты считаешь?

Я мотаю головой. Хотя сегодня и правда довольно холодно, во всяком случае, прохладно. Я никогда ещё не устраивала пикник с кем-то вдвоём. Всегда только с другими ребятами и сестрой Линдой. В парке. А на озере – никогда! Я очень хочу на пикник. И на озеро тоже. Неужели около нашего города есть озёра?

Да предложи мне Улла просто сесть где-нибудь на скамейке и съесть хлеб с мёдом, я бы и тогда ни секунды не возражала! Ведь она была бы рядом!

Мы подходим к остановке, и Улла отпускает мою руку. Жалко! Это было здорово – идти за руку. Но в трамвае мы садимся рядом, и она снова берёт меня за руку и держит её всё время, пока мы едем. И иногда искоса на меня поглядывает. Я на неё не смотрю и ничего не говорю. Наверное, она думает, что я онемела, или внезапно поглупела, или ещё что-нибудь. А я просто не знаю, что сказать. Губы как будто склеились. Лучше уж молчать, чем сморозить какую-нибудь глупость.

Напротив нас сидит толстая тётенька. Между ног у неё зажата битком набитая сумка, она смотрит строго.

«Если б такая была моей воскресной мамой, – думаю я, – вот не повезло бы! Она не стала бы держать меня за руку. Ей главное – сумку свою охранять».