Блатные псы - Владимир Колычев

Матрас валялся на полу в проходе между скамей и шконками. Простыня под ним, одеяло, подушка. Сумка рядом лежит.

Это его, Лукомора, матрас, какая-то мразь скинула его со шконки, пока он был на прогулке.

– Что-то я не понял! – возмущенно протянул Кислый.

С его шконкой ничего не случилось, а на месте Лукомора сидел какой-то чернявый тип с длинным и широким носом.

На улице потеплело, а батареи топят как зимой. Не сказать, что в камере жарко, но можно запросто ходить без футболки. И голый торс наглеца не должен был удивлять, если бы не выколотые на его плечах восьмиконечные звезды – знак высшей воровской власти. Такие наколки мог позволить себе только законный вор.

А парень молодой. И на грузина очень похож. Неужели Муртаз?.. Ну вот и начался концерт по заявкам заклятых друзей… С резкой ноты начался, с опасной.

Муртаз выглядел внушительно. Крепкая голова в монолите с мощной борцовской шеей, покатые плечи, накачанные руки… Видно, парень борьбой серьезно занимался. Классической, вольной, греко-римской, без разницы какой, в любом случае одолеть его будет очень сложно. Если эта победа над ним вообще возможна.

Вор был не один, справа от него маячил здоровенный «бык». Черные пышные брови сливались на широкой переносице в одну линию, образуя мост между скальными выступами над глазами. А глаза страшные, пышущие дикой злобой. «Бык» даже не сдвинулся с места, просто глянул на Кислого, и тот шарахнулся от него, как лошадь от волчьего запаха. Остальные арестанты просто стояли, не решаясь разбрестись по своим местам.

И сам Лукомор стоял, в оцепенении глядя на это безобразие. Это его постель валялась на полу, это по нему нанесли удар. А Муртаз и его «бык» – реальная сила, в одиночку с такой не сладить. Кислый со своими дружками – не подмога, не попрут они против силы с воровскими звездами на плечах, не хватит у них духу… Ребята они простые, одного за банальную драку закрыли, другого за взятку, третий со своего завода машину цемента вывез. Для них криминальные разборки – это что-то такое же далекое, как марсианское нашествие. Тем более такого уровня разборки – вор против вора.

– Ты «смотрящий»? – пристально глядя на Кислого, спросил Муртаз.

Он неторопливо, по-хозяйски важно сел за стол, «бык» подал ему сигарету, щелкнул зажигалкой. Лукомора он даже не замечал, хотя наверняка знал о нем. Играет Муртаз, в кошки-мышки играет…

Лукомор кивнул, глядя на него. Пусть играет, не надо ему пока мешать.

А игра по-крупному идет. «Контролер» не просто так стоит в коридоре, он должен постоянно отслеживать ситуацию в камерах, докладывать о беспорядках. Ситуация конфликтная, но за дверью никаких движений. Да и Муртаз попал в камеру неспроста. Все-таки есть у него какая-то власть на зоне.

– Ну, я, – кивнул Кислый.

– Кто тебе постанову давал?

– Ну, мы тут сами…

– Я должен был постанову дать. Я за тюрьмой смотрю. Я здесь все решаю… А за это дело извини! – Муртаз небрежно кивнул на сброшенный матрас. – Го́ра перенести хотел, да не удержал…

– Это не мое, – растерянно покосился на Лукомора Кислый.

И Муртаз посмотрел на него. С хищной усмешкой посмотрел. Он ждал, когда Лукомор объявится. Ждал, чтобы «зачморить» его – обвинить в трусости, спровоцировать конфликт и на пару со своим Горой пустить в замес.

– Это моя скатка, – выдавил из себя Лукомор. Он понимал, чем все это может для него закончиться, но и молчать не мог.

– Все равно, извини, старый.

Лукомор покачал головой. Случай сейчас такой, что извинения только с кровью врага принять можно. И Муртаз очень хорошо это понимает…

– Я сказал, извини, старый! – нахмурился наглец.

Качая головой, Лукомор подошел к столу, сел. Го́ра резко шагнул к нему, оскалив желтые с гнильцой зубы, но Дмитрий Андреевич как будто и не заметил этого.

– Я не Старый. Старый меня короновал. Старый – нэмпановский вор, настоящий босяк. Он бы с таким бакланом, как ты, разговаривать не стал…

Гора угрожающе дернулся, навис над Лукомором, по-медвежьи вскинув лапы, зарычал, исторгая зловонное дыхание. Муртаз удержал его в самый последний момент:

– Ша!

«Бык» сдал назад, но руки не опустил, по-прежнему готовый обрушиться на Лукомора.

– Тебя короновали?

– Я – Лукомор.

– Лукомор?!. – всполошился Муртаз. – «Косяк» вышел! Дмитрий Андреевич, вы уж меня извините!.. Го́ра!

Громила кивнул, опустил руки, схватил матрас и бросил его на свободную шконку, которая стояла у самого «дальняка». А ведь в камере было еще четыре свободные шконки. Сегодня утром сразу двоих забрали – с вещами.

– Куда? – Муртаз показал взглядом на место, которое занял сам.

Чтобы вернуть матрас на законное место, Горе пришлось переместить своего босса – на шконку Кислого.

– Накладка вышла, Дмитрий Андреевич! – Муртаз виновато приложил руки к груди. – Я думал, вы в двести четырнадцатой камере! А вы, оказывается, в триста четырнадцатой! Я даже маляву к вам засылал! Надо же так лажануться!

– Я должен тебя простить? – проницательно глядя на Муртаза, проговорил Лукомор.

– Вы должны меня понять! Я в законе! Я должен был занять козырное место!

– Я должен тебя понять, – усмехнулся Лукомор, – и простить. – Он с едким прищуром глянул на бывшего «смотрящего»: – Кислый, такой «косяк» прощается?

Тот в ответ покачал головой.

– Все правильно, такой «косяк» не прощается. Грош мне цена, Муртаз, если я тебя прощу… Но тебе же не нужно мое прощение? Тебе нужно мое унижение, да, Муртаз?

– Что ты такое говоришь, Дмитрий Андреевич? – хищно сощурился «пиковый» вор.

– Я в этой жизни многое повидал. И многое знаю. И тебя, пацан, просчитал на раз-два. Сначала ты меня унизишь, потом посмеешься. И скажешь, что я не могу быть вором, что Чапель правду отписал, не вор я…

Муртаз набычился, глаза его налились кровью.

– А ты вор?

Лукомор с усмешкой смотрел на него. Все-таки раскусил он Муртаза и даже загнал его в яму, из которой его львиный рык похож на баранье блеянье. Не с той ноты Муртаз развод начал. На такой мякине лохов разводят, а не стреляных воробьев.

– Я – вор и тебя, Муртаз, не прощу.

– Ты не вор! Ты сухарь! – вскипел «пиковый».

– Чапель маляву загнал? – хмыкнул Лукомор.

– Я Чапеля знаю! Он реальный вор!

– Реальным может быть пацан, а вор может быть правильным. Честным, правильным… И еще вор может быть «апельсиновым»… Я знаю, какой ты вор, но не буду тебе предъявлять. Я знаю законы, знаю, как все это делается, а ты меня тут на фуфло развести хотел… Будет сход, я тебе предъявлю. Постановит он – я тебя закончу. – Лукомор пристально смотрел на Муртаза, чувствуя, как его душа прогибается под мощью взгляда.