Великий Черчилль - Борис Тененбаум

24 июля Германия начала крупные военные маневры – сразу и армии, и флота.

8 августа 1911 года послу Германии в Париже была передана совместная нота Англии и Франции, в которой германcкое правительство чрезвычайно вежливо извещалось, что «если в течение восьми дней кризис вокруг Агадира не будет разрешен, они пошлют туда свои военные корабли».

Поскольку в ноте был оговорен определенный срок, она означала ультиматум.

Надо сказать, что вся эта история с Агадиром и «прыжком «Пантеры» выглядела несколько странно. Сам по себе «прыжок» был встречен германской прессой и германской публикой с огромным энтузиазмом. Газета «Rheinisch Westfallische Zeitung» вышла с огромным заголовком: «Наконец-то!». В редакционной статье говорилось, что «это – акт освобождения. Теперь мы видим внешнюю политику поистине великой страны, которая не может ограничивать себя словами и проводить время в пассивном бездействии».

Остальные газеты реагировали похожим образом, правительство просто купалось в волне популярности. Однако этот – весьма серьезный – внешнеполитический шаг был предпринят по инициативе государственного секретаря Кидерлена, а не канцлера, и при некоей оппозиции со стороны Вильгельма II, который популярности горячо жаждал, но очень беспокоился по поводу последствий.

Так что отбой в Германии стали трубить уже в августе. Помог делу и премьер Англии Асквит, который посоветовал французам «пойти на некоторые уступки». В итоге все, что Германия получила, оказалось относительно скромной территориальной добавкой к ее колонии в Камеруне.

Германский министр колоний подал в отставку – он сказал, что не в силах защищать такую позорную сделку перед Рейхстагом. Отправленный Вильгельмом в отставку бывший канцлер Бюлов назвал всю эту историю «постыдным фиаско» – и сделал это публично.

Сам канцлер Германии Бетман-Гельвиг, выступая в Рейхстаге, сказал, что «правительство поставило перед собой задачу увеличения колониальных владений Германии – и оно эту задачу выполнило».

Как написала в своем отчете газета «Berliner Tageblatt», «речь канцлера была встречена полной тишиной. Как в могиле».

Отвечая правительству, лидер консервативной оппозиции заявил следующее: «Теперь совершенно ясно, кто в действительности является нашим врагом. Теперь мы знаем, кто встает на нашем пути, когда мы всего лишь пытаемся найти себе место под солнцем – это та самая держава, которaя заявляет права на господство над миром. Мы знаем, как на это ответить. Мир будет обеспечен, но не нашими уступками, а нашим мечом».

Метил он, понятное дело, в Англию. В Рейхстаге ему бурно аплодировали.

А в Англии в 1911 году Редьярд Киплинг опубликовал – в числе прочего – интересное стихотворение «Dane-geld». На староанглийском это означало «Дань Дании» – выкуп, который платили саксонские короли викингам за отказ от набегов.

Говорится в нем о том, что «для нации новой формации соблазнительно предложить соседям уплатить ей выкуп – и тогда она вложит меч в ножны».

Но «для нации старойформации» принять такое предложение означает позор и гибель.

В русском переводе стихотворение изрядно теряет, поэтому приведем последнее четверостишие в оригинале:

We never pay any-one Dane-geld,

No matter how trifling the cost;

For the end of that game is oppression and shame,

And the nation that pays it is lost!

В подстрочном переводе:

Мы никогда и никому не станем платить выкуп,

Какой малой ни была бы цена;

Потому что конeц этой игры – угнетение и позор,

И нация, которая заплатит, пропала!

Британский кабинет, вероятно, испытывал похожие чувства. Во всяком случае, когда премьер Асквит 23 августа 1911 года собрал Комитет по имперской обороне на секретное совещание, он попросил и армию, и флот представить ему свои детальные планы на случай войны. Совещание длилось с 11:30 утра и до 6:00 вечера – доклады были долгими.

Планы армии были более или менее одобрены, доклад же «морских лордов» был признан неудовлетворительным. Комитет решил, что «в планах флота нет должного фокуса».

С целью придать им такой фокус в конце сентября 1911 года в Адмиралтейство был назначен новый человек с должным уровнем энергии.

Уинстон Черчилль.

Профессиональное управление военно-морским флотом Великобритании осуществлялось лицом, которое в других странах называлось бы начальником штаба ВМС. В Англии члены такого штаба именовались «морскими лордами». Начальник штаба именовался Первый морской лорд и отвечал за операции флота, Второй лорд – за персонал и назначения, Третий – за проектирование кораблей и оружия, Четвертый – за снабжение флота. Все они, разумеется, были находящимися на активной службе офицерами и выходили из рядов военной иерархии.

Помимо профессионального органа управления флотом существовал и государственный, на уровне министерства флота в какой-нибудь другой стране.

В Англии он назывался Адмиралтейством, а его глава носил титул Первого Лорда Адмиралтейства – именно на этот пост Черчилль и был назначен.

Для всякого 36-летнего политика такое назначение было бы огромной честью, но в случае Черчилля формально оно было даже некоторым понижением – в 35 лет он уже был министром внутренних дел Великобритании (Home Secretary), что в Англии того времени означало, что он – третий человек в правительстве, сразу после премьера и лорда-канцлера Казначейства.

К 1911 году он был, вероятно, единственным английским политиком, которого звали просто по имени – Уинстон. Известность он приобрел во время бурской войны сенсационным побегом из плена, но и до этого случая успел проявить характер.

Когда Черчилль, в ту пору безусый 24-летний лейтенант гусарского полка, пожелал отправиться в Судан на войну с «махдистами», командовавший экспедицией лорд Китченер ему отказал – он не одобрял лейтенантов, критикующих действия генералов.

А лейтенант Черчилль как раз этим и занимался, повоевав на северной границе Индии и опубликовав свои заметки по этому поводу.

Что, казалось бы, можно было сделать в такой ситуации? Однако Черчилль нашел выход: он поговорил со своей матушкой, светской красавицей, несмотря на уже не юный возраст, та поговорила с принцем Уэльским – известным бонвиваном, первым денди Европы, тонким ценителем хороших вин и женской красоты и, по старой памяти, большим ее другом, тот замолвил словечко перед премьером, лордом Солсбери, премьер поговорил c генералом, высказав мягкое предположение, что мальчишка ничего особенно не напортит, – и генерал Китченер скрепя сердце взял свой отказ назад.

Он подписал назначение Черчилля в уланский полк, идущий в Судан, но сделал решительно все возможное, чтобы испортить торжество своему юному оппоненту со слишком высокими связями. Лейтенант был назначен «сверхкомплектным офицером», то есть без команды и без подчиненных, без права претендовать на отличие за участие в военной кампании и даже без права на военные похороны. Лейтенант Черчилль подписал бумагу, в которой принимал на себя ответственность за лечение в случае ранения и за расходы на похороны – в случае своей безвременной кончины.