Разоблачение - Кортни Милан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маргарет подняла на него глаза.
— Мистер Тернер…
Он поднес палец к самым ее губам, так близко, что ощутил теплое дыхание.
— Неверно. Для начала вы должны называть меня Эш.
Она отвернулась и стала теребить локон, выбившийся из прически. Даже затянутые в тугой узел, эти волосы казались красивыми. Если их распустить, должно быть, они будут доставать до талии.
— Что же вы, — сказал Эш. — Я же прошу о такой малости.
— Разве существует такое христианское имя, Эш? Чем плохо быть Люком, или Джоном, или Адамом?
Он предпочел бы говорить совсем не об этом.
— Это не имя, данное мне при крещении. Это… меня просто так все называют. — Мать выбрала для имени каждого ребенка целый стих из Библии. Требовалось время, чтобы прочитать его полностью. — У меня нет имени, лишь пометка, сделанная в приходской книге. Но это не имеет сейчас никакого значения. Все зовут меня Эш. И если вы отказываетесь быть рабой моей любви, по крайней мере, сделайте одолжение и перестаньте называть меня мистер Тернер.
Она смотрела на него из-под упавшей на лоб пряди волос. Впервые за весь вечер он заметил, что, когда ее губы растягиваются в улыбке, на щеках появляются небольшие ямочки. Едва заметная, изящная черта, казавшаяся иллюзорной, как отражающийся в водной глади лунный свет. Он ждал затаив дыхание. Маргарет разогнала наваждение одним движением головы.
— Это слишком фамильярно. Люди скажут… — Она замолчала и провела рукой по складкам на юбке. — Они скажут, что я позволяю себе больше, чем должно по моему положению.
Эш пожал плечами, стараясь скрыть реакцию на ее слова. В мисс Лоуэлл столько страсти. Она умна. Обладает незабываемой красотой. И при всем этом не хочет занять место выше того, что определено ей жизнью? Какая досадная непредусмотрительность.
Возможно, тот, чей портрет спрятан в медальоне, ответил бы на этот вопрос.
— Могу себе представить, — тихо произнес Эш, — что вы всю жизнь слышали о своем положении. Вам постоянно твердили, что вы можете делать, а на что не имеете права из-за вашего рождения, являвшегося ошибкой.
Ноздри раздулись, и она с силой сжала переданный ей ключ.
Эш продолжал:
— Что они все знают? Знают ли те тайные мечты, о которых вы шепчете в ночи? Не позволяйте вашему положению задушить вас.
Грудь Маргарет оставалась неподвижной, словно она не смела вздохнуть.
— Если вы считаете меня недостойным даже прикоснуться к вашей руке, забудьте все, что я сказал.
Ее пальцы скользнули по запястью, словно она ощущала его дыхание собственной кожей.
— Прошу вас называть меня Эш, — повторил он с улыбкой. — Не для меня, пусть это будет брошенный вами вызов. Называйте меня Эш, потому что вы это заслужили. Потому что ваше положение — всего лишь запись в приходской книге, а не смертный приговор.
Маргарет сглотнула вставший в горле ком и чуть подалась к нему, совсем немного, даже не на дюйм, но все же она стала ближе. Эш стоял не шелохнувшись, мечтая, чтобы она сделала шаг. Маргарет приоткрыла рот и облизала губы. Кровь вскипела в нем при виде нежно-розового язычка.
— Эш. — Сказав это, она выдохнула так, словно произнесла самое отвратительное имя в мире.
Он смотрел на нее, опьяненный увиденным. Да. Да.
— Да? — Голос его звучал хрипло.
Маргарет смотрела прямо ему в глаза. Он видел, как она собирается с силами, как напрягается каждая клеточка ее тела, которое он так страстно желал. Маргарет расправила плечи. Ему казалось, что он уже ощущает вкус ее губ.
— Эш, — наконец произнесла она. — У меня нет никакого желания становиться рабой вашей любви. Прошу оставить меня в покое.
Днем следующего дня солнце палило нещадно. Потоки горячего воздуха, кружившие над дорогой впереди, делали очертания небольшого городка, видневшегося в двух милях, размытыми. Шпильки вонзались в голову Маргарет, будто множество укусов взбесившихся насекомых.
Прошлым вечером она написала письмо брату.
Когда они только задумывали этот план, предполагалось, что Маргарет будет видеть мистера Тернера лишь мельком и сможет передавать только сплетни, распускаемые слугами. Однако на страницах были ее личные впечатления от прошедшего вечера. После подробного отчета она написала следующее: «Все это отражает самую суть человека. Мистер Тернер представляет большую опасность, чем мы предполагали, как представитель рода людей с манерами торговцев, поскольку, как зловеще это ни звучит, заставляет окружающих симпатизировать себе. Подумайте, как сей факт может повлиять на членов парламента, которым предстоит голосовать по нашему вопросу».
Сейчас это письмо лежало во внутреннем кармане ее накидки, твердые углы бумаги задевали ребра и служили постоянным вещественным напоминанием о содеянном. Маргарет осталась в доме, потому что любила свою семью. Потому что парламент должен собраться в середине ноября для пересмотра вопроса о возвращении легитимности ее семье.
Ее роль предполагала быть простой; записывать все проступки мистера Тернера. Ей также предстояло отправлять письма, продиктованные отцом, с добавлением собственных наблюдений. Эти факты послужат доказательством тому, что мистер Тернер не способен вести дела поместья. Они будут собраны, обобщены и представлены в палате лордов осенью, когда братья представят ходатайство о пересмотре дела.
Маргарет полагала, что отправлять письма будет так же несложно, как просить отца франкировать их и затем оставлять на столике с напоминанием отправить. Тогда она даже не думала о том, сколько ей предстоит хитрить. Если бы мистер Тернер много времени уделял спорту или пил, как ее братья, задача бы намного упростилась. Но сегодня утром ей показалось, что половина сотрудников его фирмы прибыла в замок — один за другим они прошли мимо сторожа у ворот. Одни уходили, другие приходили, но все, как один, были преданы мистеру Тернеру. Любой из них мог заметить, как она оставляет письмо в вестибюле, и заинтересоваться, по какой причине простая сиделка пишет братьям Далримпл. Маргарет оставалось только самой носить письма в город, где ей помогала жена викария.
Прогулка оказалась утомительной.
На полпути до деревни угрюмая тишина жаркого летнего дня была нарушена топотом копыт. Приближение лошади — плохой знак. Маргарет поправила ленты капора у подбородка. В отсутствие братьев только Тернер может скакать по округе верхом, осматривая владения Парфорда. По непонятной причине ей не приходило в голову, что ее может разыскивать мистер Марк Тернер — скромный и милый Марк, рассуждающий о целомудрии. Это казалось слишком просто.
Вскоре из-за живой изгороди показалась скачущая легким галопом лошадь.
Разумеется, верхом на ней сидел старший из братьев. Тот, который крупнее и выше. Тот, который опасен. Конечно, ей предстоит быть замеченной именно тем, кто повинен в ее плачевном положении. Именно тогда, когда у нее нет сил дать ему отпор. Мистер Тернер выглядел так, словно и не замечал палящего над головой солнца. По лицу не струился пот; щеки не горели, как должно быть от быстрой езды, словно он не гнался за ней, а прогуливался медленным шагом. Он не счел нужным найти вежливое объяснение своему присутствию здесь, а вместо этого лишь оглядел ее снизу доверху, от покрытых пылью ботинок до съехавшего набок капора, и улыбнулся.