Русалка - Кристина Генри

Амелия проводила Леви Лаймана со двора до едва заметной тропинки, что вела к дороге. Ничего, скоро развиднеется, вот только луна взойдёт повыше.

– Прощайте, мистер Лайман, – твердо сказала она.

Хочешь не хочешь, а уходить придётся.

– Прощайте, миссис Дуглас, – ответил он, приподняв шляпу.

На этом она развернулась и пошла прочь, ни разу не оглянувшись, чтобы проверить, что он станет делать. Вполне возможно, скрючится прямо на снегу, а поутру обнаружится окоченелый труп с остекленевшими глазами.

У самого порога хижины Амелия замерла и прислушалась к удаляющимся шагам по хрустящему снегу. «Вот и славно», – подумала она. Всё складывалось удачно – он уходил.

Она захлопнула за собой дверь, стараясь отрешиться от путаницы бередящих душу мыслей, разбуженных появлением незнакомца.

Нью-Йорк. Он приехал из Нью-Йорка, города, где обитают много сотен жителей. В такой толчее легко затеряться, и никто тебя не узнает. Можно представиться кем угодно, и никто ничего не заподозрит, и больше не будет никаких сплетен про пляски с дьяволом или купание при луне.

А как было бы здорово увидеть что-то новое, пообщаться с новыми людьми! Разве не мечтала она повидать все чудеса, что есть на суше? Наверняка и в Нью-Йорке есть на что поглядеть.

(«А как же море? Как ты вернёшься в море?»)

О Нью-Йорке Амелия знала только то, что он огромен, но рассудила, что там наверняка должны быть порты. Лавочники часто упоминали о кораблях, что приходят из Нью-Йорка в Бостон. А раз в городе есть корабли, значит и океан найдётся когда угодно.

(«А как же Джек? Если ты уедешь, не дождавшись Джека, как же он тебя найдёт, когда вернётся?»)

При этой мысли, шевельнувшейся в глубине души, она даже ахнула от боли, которая, казалось, давно забылась.

«Он не вернётся. Он не вернётся».

– Он не вернётся, – повторила она вслух, и эти слова осели в пустых углах, разогнав пыль.

– Он не вернётся, – снова сказала она, и слова забрались в её холодную одинокую постель и затаились под подушкой.

– Он не вернётся, – повторила она.

На третий раз разразился шторм, рухнули чары, что заставляли её всматриваться со скалы в морскую даль в надежде наконец увидеть своего ненаглядного.

Эту тайну она хранила глубоко в сердце, желание никогда не произносила вслух, ибо волшебство можно разрушить одним словом.

Но вот эти слова прозвучали, волшебство обернулось проклятием, и её желание утонет в навернувшихся слезах. Он не вернётся. Он никогда, никогда к ней не вернётся.

Она рухнула на четвереньки, задыхаясь, царапая ногтями грубо отёсанные половицы.

Потом поднялась, распахнула дверь и растворилась во тьме. Теперь муки мог облегчить только жестокий океан, сердце продолжало биться только благодаря ему, хоть он и пытался её сокрушить тяжким бременем горя.

Наутро Леви Лайман навсегда покинул деревню.

На сей раз нанять повозку не составило труда – все как один стали необычайно любезны, лишь бы поскорее его спровадить.

Прошлой ночью ему посчастливилось встретить по дороге угрюмого местного жителя на повозке, запряжённой старой клячей. Лошадёнка плелась как улитка, повозку потряхивало на каждом бугорке и впадине, но Леви уже ничего не замечал, наконец дав отдых отбитым саквояжем ногам и стёртым ступням.

Возница, у которого, казалось, каждое слово было на вес золота, поведал Леви, что о еде и ночлеге можно попросить в «Молодом гусе», в чём тот сильно усомнился, ибо как раз там накануне получил от ворот поворот.

Однако, войдя следом за возницей с каменным лицом и выдержав несколько хмурых взглядов от посетителей, он обнаружил, что, словно по волшебству, деньги вновь обрели силу. Должно быть, оттого, что он упомянул о намерении утром покинуть эти места, хозяин стал гораздо радушнее.

Утром перед трактиром появился ещё один местный житель на повозке, запряжённой парой добрых лошадей. По дороге до ближайшего городка Леви несколько раз пытался завязать с ним разговор, но этот малый, похоже, не был расположен к беседам, и ничего кроме многозначительного «угу» из него вытянуть не удалось. Впрочем, он с большой охотой принял вознаграждение в полдоллара за свои услуги.

В том городе Леви умудрился достать билет на поезд до Бостона, так и не взяв в толк, почему Барнум сразу не отправил его тем же способом, а заставил мучиться в море.

Леви не задумывался о неудаче, – хотя знал, что Барнум будет ворчать о зря потраченных деньгах – он мечтал добраться до городка побольше, где найдется кровать поудобнее, да жители поприветливей.

Леви от природы был человеком доброжелательным, отчасти поэтому Барнум его отправлял, как он сам выражался, «окучивать клиента». Но холодный приём в «Русалочьей деревне», как окрестил её Леви, был способен остудить даже самую пылкую натуру.

Что касается самой женщины – ну, жаль, конечно, что она не заинтересовалась предложением. Она красива, бесспорно, но красавиц можно найти повсюду. А вот чего не подделать, так это её необычность, что-то чуждое, неземное.

Наверное, всё дело в глазах. Не просто цвет, а что-то особенное во взгляде, отчего сразу ясно – эти глаза повидали такое, что недоступно человеческому взору. Ничего удивительного в том, что её считали русалкой. Как жаль, что она не согласилась сыграть эту роль для мистера Барнума. Ну они что-нибудь да придумают. Пожалуй, если обставить дело как следует, сойдёт и чучело, привезенное Мозесом Кимболом.

Поездка до ближайшего города заняла целых полдня, и к тому времени, когда Леви добрался до гостиницы, где жизнерадостный хозяин с удовольствием предложил горячую ванну и виски, вся эта история ему уже казалась каким-то наваждением.

Впрочем, той ночью ему приснилось, как он гуляет по берегу, а следом идёт черноволосая русалка с серыми глазами.

Наутро он оплатил билет до Бостона и смирился с необходимостью предстать перед разгневанным Барнумом, ведь такой новости тот явно не обрадуется.

* * *

Амелия стояла на перекрестке, разглядывая вывеску на стене огромного здания.

«АМЕРИКАНСКИЙ МУЗЕЙ БАРНУМА», – прочитала она.

Амелия не очень хорошо умела читать. Джек читал немного и научил её всему, что знал, но дома этот навык был почти что ни к чему, а здесь слова были повсюду – на дорожных указателях, на вывесках крупными буквами, на страницах газет, что продавали мальчишки на улице.

Эти слова вливались в какофонию шумов, красок, людей – несметных полчищ людей. Её задевали на ходу, зазывали в магазины, выскакивали перед самым носом, и она вдруг застывала на месте, создавая затор и раздражая идущих позади.

Они говорили быстро, двигались порывисто, и от новизны ощущений она то трепетала, то тосковала по спокойствию родного утёса – скалам, ветру и вечному океану.