Я украл Мону Лизу - Евгений Сухов

Сложность расследования заключалась в том, что этот человек ни разу не был привлечен к уголовной ответственности. Его задержали лишь однажды – на квартире у скупщика краденого, но, приняв за случайного человека, вскоре отпустили. Однако дотошный инспектор на всякий случай обмерил его антропологические данные, а уже неделей позже было установлено, что у них в руках был один из крупнейших домушников южной Франции по прозвищу Угорь. Весьма характерное прозвище! Ведь его так и не сумели впоследствии задержать, всякий раз, подобно угрю, он умело ускользал из расставленных ловушек. Осведомители, внедренные в уголовную среду, докладывали о том, что взломы на виллах Лазурного побережья, облюбованного крупнейшей французской буржуазией, также дело его рук. Вскоре знаменитый домушник пропал, о нем ничего не было слышно, несмотря на усилия, предпринимаемые Дювалем. Поговаривали, что Винченцио Перуджи зарезали в одной из массовых драк на окраине Марселя. И вот теперь выясняется, что он перебрался в Париж, где для его криминального таланта было куда больше возможностей, чем в портовом провинциальном Марселе. Теперь он работал под покровительством самого господина Джона Моргана.

Задвинув ящик стола, Морис Дюваль криво улыбнулся: весьма интересный тандем! О расследовании оставалось доложить господину Воронцову. И получить обещанные премиальные.

* * *

Внимательно выслушав доклад Мориса Дюваля, граф Воронцов лишь сдержанно кивнул, а потом вдруг спросил, глядя прямо ему в глаза:

– Вы уверены, что не ошиблись?

– Сомнений быть не может, – твердо проговорил Дюваль. – Антропологические данные совпадают полностью. Сравнением мне приходилось заниматься и прежде… Это именно тот человек. А потом это так похоже на господина Перуджи. Когда я служил инспектором полиции в Марселе, то мне и раньше докладывали о его многочисленных проделках, вот только не представлялось случая припереть его к стенке. Он невероятно хитер, продумывает свои дела до мельчайших подробностей. И самое главное, никому не доверяет. Никто даже толком не мог сказать, как он выглядит, он часто меняет внешность, представляется под разными именами, и то, что он оказался в полицейском управлении и с него сняли антропологические данные, большая полицейская удача!

– На что же он способен?

– На многое! Он выполняет лишь самые сложные и крупные кражи, причем всегда за очень приличные деньги. Его прозвище Угорь говорит само за себя. Он никогда не попадается! Вот только я никак не могу понять, как это связано с вашей предстощей помолвкой, граф? – Дюваль хитро посмотрел на Голицына.

– Мне бы это самому хотелось знать. Вы проделали хорошую работу, господин Морис. Продолжайте наблюдать за ним и дальше. И вот возьмите вознаграждение, – отсчитал Голицын три сотни франков.

– О! Вы невероятно щедры, ваше сиятельство. Могу лишь только пожелать, чтобы ваша помолвка благополучно завершилась, – взял деньги Дюваль.

* * *

Последующие три месяца Михаил Голицын под именем Луи Дюбретон копировал в «Квадратном салоне» Лувра картину «Мона Лиза». В тот самый день, когда князь намеревался подменить «Мону Лизу» на копию, не без гордости думая о том, что ему удалось перехитрить господина Моргана, полотно вдруг было украдено из Лувра. Поначалу Голицыну подумалось, что картину просто отдали на реставрацию или на фотографирование (в Лувре намечались торжества по случаю юбилея музея, и администрация готовила фотоальбом с выдающимися картинами), но, когда выяснилось, что в Лувре «Мона Лиза» отсутствует, князь тотчас предположил, что она находится в руках господина Винченцио Перуджи. При той шумихе, что поднялась вокруг пропажи картины, вряд ли Перуджи осмелится передать ее господину Моргану. Шумиха, поднятая вокруг кражи картины, должна улечься. Не исключено, что «Мона Лиза» просто находится у него дома где-нибудь в чулане и дожидается того дня, когда можно будет выбраться на белый свет. А значит, самое время, чтобы нанести Перуджи визит.

КОНЕЦ АВГУСТА 1911 ГОДА. ПАРИЖ

Карета, мягко амортизируя дутыми шинами по грубоватой брусчатке, помчалась по Луврской набережной. Свернула за угол дворца, оставив за спиной мост Александра Второго, и устремилась к подножию Монмартра. Полотно «Мона Лиза», обмотанное вокруг тела, мягко похрустывало при каждом движении. Усмехнувшись, Винченцио Перуджи подумал о том, какой переполох поднимется в музее, когда, наконец, все станет ясно, что картину украли. Очень бы хотелось посмотреть на лицо господина директора.

– Останови! – распорядился Перуджи.

Возчик послушно натянул поводья и в ожидании посмотрел на пассажира.

– Вот тебе, любезный, – протянул Винченцио десять франков.

Губы парня расползлись в довольной улыбке, это было значительно больше того, на что он рассчитывал.

– Спасибо, месье, – отвечал кучер, быстро упрятав деньги в карман сюртука. – У вас, наверное, сегодня хороший день.

– Можно сказать, что и так, – сдержанно согласился Перуджи, стараясь не показать радости, распиравшей грудную клетку.

– Если вы надумаете совершить поездку, так я всегда к вашим услугам.

– Хорошо, – легко согласился Перуджи, вставая, и тотчас почувствовал, как холст на животе слегка смялся. – Я знаю, где тебя найти.

Взмахнув плетью, извозчик погнал лошадок. Дождавшись, пока экипаж свернет за угол, Винченцио Перуджи направился к своему дому на улице Госпиталя Сен-Луи, расположенного в четырех кварталах. Если вдруг на него каким-то образом удастся выйти полиции, так они будут искать его в другом районе. Проходя мимо госпиталя, он обратил взор на распятие, укрепленное на фасаде, и мысленно поблагодарил за удачное осуществление намеченного дела. Самое опасное оставалось позади, впереди лишь одни приятности – получение обещанных денег и желанный отдых.

Винченцио Перуджи уже давно хотел завязать с опасным ремеслом: накопленных денег вполне хватало на безбедную жизнь и на небольшой домик где-нибудь близ Неаполя. Так что на ближайшее десятилетие он смотрел с большим оптимизмом.

Уже подходя к дому, он еще раз обернулся: вокруг не было никого, кто хотя бы отдаленно напоминал филера. Он видел спешащих прохожих, снующие экипажи, разодетые молодые пары, которым не было до него никакого дела…

Убедившись в безопасности, Перуджи вошел в подъезд и поднялся в свою небольшую каморку. Сняв сюртук, размотал с туловища картину и аккуратно положил ее на кровать. Вдруг он поймал себя на неожиданной мысли – расставаться с картиной было жаль. На «Мону Лизу» приятно было смотреть и осознавать, что владеешь столь совершенной работой.

Уложив холст под матрас (так оно будет понадежнее), он достал открытку с изображением «Моны Лизы» и аккуратно поставил ее на стол. Самое время, чтобы отметить прибыльное дельце рюмкой крепкого бурбона. Достав из шкафа коллекционную бутылку, он установил ее рядом с открыткой.

Неожиданно в дверь раздался негромкий стук. Винченцио Перуджи посмотрел на часы. До назначенной встречи с Гарри, секретарем Моргана, оставалось около двух часов. Что за нетерпение? Господам американцам невтерпеж заполучить шедевр.