Босфорская война - Владимир Королев

В первой четверти XVII в., как говорят турецкие историки, падишахский трон «был занят молодыми людьми, еще не вышедшими из младенческого возраста (лучше бы сказать: юношеского. — В.К.), вроде Ахмеда I и Османа II», и психически больным Мустафой I, а затем мальчиком вступил на престол Мурад IV. Его место занял «распутный, полоумный и кровавый» Ибрахим I Дели (Отважный), «в конце концов удушенный», после которого на троне оказался семилетний Мехмед IV Авджи (Охотник). Отсюда, указывают те же авторы, и проистекали безначалие, внутренние беспорядки, анархия в Стамбуле и во всех областях Османского государства. Разумеется, причины кризиса имели более глубокие корни, а нарисованная картина, равно как и часто описываемое в литературе всевластие янычар и господство «всех пороков, страшного пьянства, открытого разврата, роскоши, лихоимства невероятного, лицемерия, открытого предательства», лишь отражали социально-экономические и политические основы начавшегося застоя и затем упадка империи.

Но как бы то ни было, ослаблением Турции умело и активно воспользовались казаки для развертывания наступления на саму Анатолию и Босфор. «Внутренний кризис Турции, восстания провинций, разложение всей военной системы, — пишет Н.А. Смирнов, — безусловно, служили удобным мотивом для безнаказанных и смелых морских рейдов… казаков». Не случайно первая четверть и первая треть XVII в. дают хронологическое совпадение крайне отрицательных оценок состояния Османского государства и большого числа источников о начале, активизации и апогее казачьих набегов на Босфор. Следует еще иметь в виду, что в первой половине XVII в., в то время как Турецкая империя вступила в период застоя и упадка, казачьи сообщества достигли расцвета вольностей и, несомненно, связанных с этим мощи и влияния. Пересекшиеся «кривые» развития Турции и казачества были направлены в разные стороны.

Состояние вооруженных сил Османского государства эпохи казачьих босфорских набегов современные наблюдатели и последующие авторы, как правило, характеризуют весьма негативно.

«Какие же это воины янычары? — писал в 1624 г. князь Кшиштоф Збараский о лучших и когда-то непобедимых солдатах Турции. —… Имеют янычарки (мушкеты. — В.К.) которые дают очень сильную отдачу, нельзя стрелять, приблизив к лицу, надо с плеча снять. Порох очень плохой, прицельная стрельба очень затруднена. Одиночным выстрелом не убьют, хотя при залпе нанесут большой ущерб. Молодые воины мало упражняются в стрельбе. Это настоящий сброд… Парни молодые избалованные. Управляют ими люди без всякого опыта. Есть еще немного старых янычар, среди них попадаются совсем дряхлые». «Все приморские крепости, — продолжал князь, — плохо укреплены. Устроиться служить в них стремятся либо старые воины, либо трусы, сердце которых слишком боязливо для битвы в поле, но таковым оно остается и в крепости».

Турецкие историки констатируют, что в период после Сулеймана I, когда «военное искусство в Европе постепенно прогрессировало», у османов оно «оставалось в своем прежнем состоянии», а «военная промышленность не только не развивалась, но даже некоторые ее виды, как, например, литье пушек, выделка ружей и сабель, пришли в упадок». В то время как в Европе возникли специальная военная наука и военное образование для офицеров и генералов, в Турции «все еще продолжали применять старые приемы», а «высшее командование османской армией подчас находилось в руках министров, чрезвычайно мало осведомленных в военном деле».

Как подчеркивает Н.А. Смирнов, «турецким войскам нельзя было отказать в храбрости, выносливости, фанатичном пренебрежении к смерти, в стойкости». Но все эти ценнейшие качества могли бы дать гораздо больший эффект, если бы высшее командование стояло на должной высоте». Султанские войска становились все более «тяжелыми на подъем», и Богдан Хмельницкий недаром иронически говорил, что «турки нежные, без провианта никогда не ходят». Армию, ее соединения и части сопровождали большие обозы, но интендантская служба, система снабжения и финансовое обеспечение за счет грабежа неприятеля перестали соответствовать требованиям времени. Стало не хватать оружия, боеприпасов и предметов снаряжения, да, собственно, и самих войск и особенно военных специалистов.

Маневренность османских войск была чрезвычайно слабой, они избегали воевать без участия стремительной крымской кавалерии и старались по возможности не вступать во встречный бой. Особенностями этой армии и ее тактики историки объясняют, «почему турецким войскам и даже флоту было крайне трудно вести борьбу с малочисленными, но обладавшими исключительной маневренностью» казаками, которые были способны очень успешно сражаться против неприятеля, иногда превосходившего их по численности в десятки раз. Объяснение, конечно, неполное, но оно верно подмечает некоторые кардинальные минусы османской армии[30].

Правители Турции, всегда больше рассчитывавшие на свои сухопутные силы, чем на флот, именно им и отдавали предпочтение. Неудивительно, что кризис в еще большей степени коснулся военно-морских сил. Некогда великий османский флот, подчеркивают турецкие историки, в течение ХУЛ и затем XVIII в. постепенно слабел и к концу последнего столетия «дошел до такого состояния, что был не в силах защищать гавани и Черного, и Эгейского морей».

Приведем конкретную оценку имперского флота, данную в 1624 г. К. Збараским: «На Белом море (турки. — В.К.) вот уже несколько лет не могут снарядить более 56 галер. В этом году будет еще меньше, надеются снарядить немногим более 40. Не ошибусь, если скажу, что на Черном море — при самом большом преувеличении — их будет не больше 20. Галеры плохие, оснащены очень скверно. Ни на одной из них, кроме галеры капудан-паши (главнокомандующего военно-морским флотом империи. — В.К.), нет даже 100 воинов, в основном 70—60, да и тех насильно завербовали, либо они отбывают повинности. На вооружении [галеры] не более 50—60 ружей. Таково [положение] на Белом море, на Черном еще хуже. Военному делу не обучают уже около 100 лет. На побережье воины столь "мужественны", что едва не умирают [от страха], когда должны идти против казаков, которых полно на Черном море. Те же, что на Белом море, такую "храбрость" обнаружили, что их 50 галер не решились сражаться с флорентийскими и едва спаслись от них бегством».

«Происходит это все, — считал К. Збараский, — оттого, что во флоте полно всякого отребья… Невозможно и денег достать на столь обременительные расходы, [как строительство галер], из-за всеобщего разорения».

Действительно, по сравнению с XVI в. число галер в османском флоте резко уменьшилось, и в то же время ухудшилось качество их постройки; сделанные из сырого леса, спешно и небрежно, они недолго оставались на плаву. Корабли плохо снаряжались и снабжались: стало не хватать моряков, морских солдат, гребцов, оружия, боеприпасов и продовольствия.

«Бомбандиры (пушкари. — В.К.), которые служат во флоте турецком, — констатировал Пол Рикоут, — суть зело неискусны, оные обыкновенно суть христиане, французы, агличаны, галанцы и других народов, понеже турки верят, что довольно ежели христианин, то доброй бомбандир и бутто знает употреблять добре всякого оружия огненного… капитаны обыкновенно суть ренегаты — италианцы или дети ренегатов… Командуют сии офицеры их подчиненными людьми на италианском смешенном языке, которой турки называют франк».