"Горячие" точки. Геополитика, кризис и будущее мира - Джордж Фридман

Менее чем в полутора километрах восточнее, к югу от городка Сагреш находится еще один мыс. В XV веке в этом городке человек, известный в исторических летописях как Энрике Мореплаватель, воздвиг дворец, от которого к настоящему времени остались только часовня (скорее всего, построенная позднее) и следы большого круга на земле. Смысл этого круга неясен, за исключением того, что он указывает, что когда-то на этом месте было нечто очень важное. Это была точка, с которой Энрике мог наблюдать за началом величайшего европейского проекта по открытию и изучению остального мира и в конечном счете установлению глобального европейского доминирования в мире. Мыс Сан-Винсенте был краем старого мира. Сагреш был началом мира нового.

Сагреш стал местом, где европейцы, наконец, изгнали из этого мира старых римских демонов, но одновременно и местом, где появились новые европейские демоны, которые преследуют Европу и по сей день. Империи всегда порождают демонов, Сагреш был местом, где зародилась блестящая и ужасающая Европейская империя. Она достигла невиданных высот и совершила неслыханные преступления. Мы до сих пор живем в тени подъема и падения Европейской империи. Все это началось в Сагреше.

Португальский инфант Энрике Мореплаватель (сын короля Португалии Жуана I) основал навигационную школу, ученики и выпускники которой в течение последующих десятилетий совершили многочисленные смелые походы по Атлантике. Считается, что среди учеников этой школы были и Васко да Гама, открывший морской путь в Индию, и Фернандо Магеллан, первым совершивший кругосветное путешествие, и даже Христофор Колумб, который вроде бы однажды попал в кораблекрушение неподалеку от Сагреша, спасся и, выбравшись на берег, провел какое-то время в школе Энрике. До наших дней не дошли подробности того, что представляла собой эта школа, кто точно там учился, как проходили занятия, по каким предметам и насколько сам Энрике был вовлечен в учебный процесс. Одно можно утверждать с уверенностью: с этого места началось завоевание Европой остального мира. Начала его Португалия, вложив значительную часть национального богатства в походы по Атлантике и дальше в поисках в неведомых далях еще больших богатств.

Португальские морские походы были общенациональным делом. В них вкладывались огромные деньги, при этом отдача от вложений не была гарантирована. Португальцев подталкивало в неизведанное множество факторов: и внутренние проблемы, и враждебные внешние силы, и религия, и идеология, и жажда славы. Энрике тщательно фиксировал в своих записях все походы, неважно, заканчивались ли они успехом или провалом. Каждый последующий корабль продвигался чуть дальше в непознанное и одновременно был чуть более совершенным в конструкции, чем предыдущий. При Энрике не случилось решающих прорывов, но это были десятилетия постепенного систематического накопления знаний и опыта. Это было время обучения и развития в кораблестроении, практическом мореплавании, финансировании проектов (как бы мы сейчас сказали), бюрократическом обеспечении всего этого (куда же без бюрократии…). Это также было время восходящей славы.

Размышления о Сагреше привели меня к выводу о том, что все это очень похоже на историю самых лучших и героических лет НАСА. Американская космическая программа, которую вело НАСА, тоже была безумно дорогим и во многом обусловленным политическими, геополитическими и идеологическими соображениями проектом. Так же как в случае Сагреша, в ней было какое-то рафинированное величие. Программы «Меркури», «Джемини», «Аполлон», названные в честь греческих богов, осуществлялись людьми, которые скрывали свое романтическое отношение к делу за инженерной рутиной, испытательными полетами и сопутствовавшей бюрократией. Скрывали романтику схватки с неведомыми доселе демонами. Выживание в этой схватке требовало самодисциплины, терпения, осторожного продвижения вперед — и каждый раз чуть дальше, чем до этого, каждый раз на чуть лучшем космическом корабле. Люди Сагреша и НАСА жили романтикой и поэзией, а не были теми, кто пишет стихи и романтические истории. Европейцы начали свой мировой поход, не отталкиваясь от мифов, а с твердым намерением разрушить мифы. Это было началом империи. Возрождение мифов в XX веке стало концом империи.

Думаю, что никто другой, кроме как наследный принц — инфант, не мог иметь достаточно ресурсов и базирующейся на них твердой воли для осуществления рискованного предприятия таких масштабов. Энрике был великим магистром богатейшего рыцарско-монашеского ордена Христа, правопреемника легендарного ордена рыцарей-тамплиеров на территории Португалии. Постройка кораблей стоила дорого, потеря кораблей была еще дороже. Требовались очень специальные личные качества, которыми обладал Энрике, чтобы грамотно управлять таким богатством и не растратить его в нетерпеливой погоне за быстрым результатом. Энрике — основательный, осторожный, скрупулезный, религиозный и вдумчивый человек — был также довольно терпеливым. Когда начался его грандиозный проект, мир был совершенно иным, мир смотрел на себя совершенно другими глазами, чем несколько столетий позже. В промежутке между концом XV и концом XIX веков практически ни один из уголков мира не смог избежать участи либо быть оккупированным великими европейскими державами, либо, по крайней мере, критически зависеть от них.

Может быть, это даже важнее, чем просто территориальное завоевание, — Европа преобразовала остальной мир, переведя его из состояния неосознанности самого себя в совершенно другое. Концепция общечеловеческого гуманизма не могла появиться в мире, где его отдельные части не в полной мере знали о существовании других цивилизаций. Инки никогда не слышали о казаках, тамилы — о шотландцах, японцы — об ирокезах. В мире изолированных друг от друга цивилизаций никто не обладал глобальными знаниями о них всех. Эти барьеры были сметены под европейским натиском. Даже самые мелкие народы со специфическими культурами попали под европейский контроль или сильное европейское влияние, что привело к отказу любому народу в праве считать себя уникальным и единственным в своем роде. Появление представлений об универсальном гуманизме, об общечеловеческих ценностях стало революционной силой, контролируемой европейцами. Эта сила, однако, оказалась и кровавой.

Завоевание мира и продвижение гуманизма имело свою цену. Сколько людей погибло только из-за прямых последствий европейского империализма (военных действий, голода, эпидемий и т. п.), точно неизвестно. Некоторые эксперты говорят о 100 миллионах за четыре века строительства империи, но это только оценки. Надо помнить, что в те времена общее население Земли было значительно меньше, чем сейчас. И эта цена, заплаченная человеческими жизнями, становится еще более ошеломляющей. Но таким же было и богатство, которое добывалось в разных частях мира, накапливалось в Европе и там же пускалось в дело. Прогуливаясь по улочкам Лондона или Парижа, в каждом здании, в каждом уличном фонаре можно увидеть следы использования того имперского богатства. Цена, которую мир заплатил за европейское процветание, была огромной, но огромными были и открывшиеся миру возможности.