Отель «Раффлз» - Рю Мураками

— Это произошло на границе района Дананг. Мы попали в окружение. «Красные кхмеры» в отличие от вьетконговцев иногда казнили иностранных журналистов и фоторепортеров, так что я чувствовал куда более сильное напряжение, чем на вьетнамском фронте. Когда разрывы мин участились, я уже решил, что для меня все кончено… но в ту же минуту, уж не знаю почему, кхмеры разомкнули линию окружения и мне удалось выскользнуть. Свой батальон я потерял, и мне пришлось бродить по джунглям два дня и две ночи.

Я рассказывал ей эту историю бессчетное количество раз, но Моэко всегда слушала не перебивая. Мне было противно повторяться, но все же эта история давала мне возможность немного передохнуть от споров — я ведь знал ее уже наизусть.

— И неожиданно я вышел на поляну, всю покрытую дикими орхидеями. Теперь мне иногда думается, что это была галлюцинация, но все же я видел самый настоящий ковер из орхидей.

— Они были похожи на меня? — улыбнулась Моэко.

Да, они были похожи на тебя, и это не ложь. Но проговорив эту историю около сотни раз, я и сам не отличил бы правды от вымысла.

— Н-да… орхидеи… Красные цветы смешались с белыми, отчего получался удивительный розовый оттенок, а как они пахли! Всякий раз, когда я вижу тебя, я вспоминаю эти орхидеи с камбоджийского фронта.

Так, теперь нельзя останавливаться.

— Моэко, я знаю, что ты можешь понять…

Едва я произнес эти слова, как мне показалось, что я вошел в ее мир. В мир, что таится в глубине ее головы, рассказами о котором она уже прожужжала мне все уши. Не помню, сколько раз я слышал о нем, но так до конца и не понял, о чем идет речь. Если говорить словами Моэко, то в процессе съемок она не играет чью-то роль, не старается влезть в шкуру другого человека, а просто следует указаниям, идущим из «приморского городка, затерянного в ее голове».

В определенном смысле я использовал тот же метод. Я лгал ей, но не играл при этом, а следовал кому-то или чему-то, что говорило внутри меня.

— Мне нужно в Сингапур. Не то чтобы я так уж низко опустился, но я действительно потерял что-то очень важное, что было у меня на войне. Я хочу освежить свои ощущения в сингапурских трущобах… буду перевозить дурианы или ловить рыбу на островах… а может быть, реставрировать старые церкви. Буду фотографировать людей, что живут там. Я уверен, что этот фильм даст тебе тот успех, которого ты ждешь; а когда ты станешь великой актрисой, приезжай ко мне в Сингапур, и я сделаю твой лучший снимок, который когда-либо смог бы сделать.

Я говорил, чувствуя, что внутри меня поселился кто-то другой, тот, кто управляет мною, словно марионеткой.

— О да, сделай такой снимок, сделай! — повторяла Моэко, обливаясь слезами.

Но и после этого я не испытал облегчения. Я не был уверен, что моя уловка удалась. Мне казалось, что кто-то сделал все это за меня. Была ли то Моэко, или же это был кто-то посильнее нас? Тот, кто управлял нами обоими?

Сейчас я на дискотеке «Иссэй», что на первом этаже отеля «Голубая птичка». Взгляд диджея остановился на моей подружке: он хочет пригласить ее потанцевать для всех собравшихся. Подружку зовут Мэт Кристи, два месяца назад она прилетела из Нью-Йорка.

В Сингапуре, где я живу, между богатыми и бедными огромная пропасть. Учиться танцам или драматическому искусству в Нью-Йорке по карману только девушкам из очень состоятельных семей. Родители Мэт работают в инвестиционном бизнесе, кажется, они разбогатели на финансовых операциях при строительстве приморских курортов в Малайзии.

Мэт выходит на танцпол под звуки какой-то диско-песенки в исполнении израильской певицы. Все остальные мигом убрались со сцены. У нее неплохие данные, но после двух лет, проведенных в различных балетных школах Нью-Йорка, ее техника куда выше даже по сравнению с возможностями королевы диско. В Сингапуре Мэт не знает себе равных, и я замечаю чьи-то беглые взгляды в мою сторону. Должно быть, им интересно, какой же крутой парень должен быть у такой потрясной девчонки. Кто же он, черт возьми?

Ну, этот парень — я, то есть который родился и вырос в самом гнусном месте, какое только может существовать: на намывном побережье Кавасаки. Родители мои были самыми настоящими пролетариями — они могли бы стать идеальными исполнителями ролей в фильмах, снимаемых на деньги компартии. Мать у меня была красавицей с правильными чертами лица, она работала на полставки кассиршей в супермаркете, а вполне могла бы сойти за героиню какого-нибудь телесериала. Старший брат, достойный отпрыск своего папаши, судя по всему, решил посвятить остаток своей жизни бесполезным усилиям. Он окончил лицей, однако это обстоятельство не помешало ему устроиться в отдел садово-паркового хозяйства мэрии Кавасаки. Кажется, он и сейчас занимает эту должность, которая дает ему возможность подобострастно кланяться по тысяче раз на дню.

Я же бросил колледж и стал изучать английский язык. Я больше похож на мать как телом, так и душой и сильно отличаюсь от отца и брата. Останься я в Японии, то, наверно, и там нашел бы себе какое-нибудь занятие, где не нужно кланяться по сто раз всяким говнюкам из мэрии. На изучение иностранных языков меня вдохновила мама, которая в свое время проявляла в этом деле большие способности. Но поскольку она так и не получила высшего образования, знание языков мало чем могло ей помочь в поиске хорошей работы. Если бы у нее была возможность продолжить учебу, она никогда не вышла бы замуж за такого человека, как мой отец. Мать никогда не говорила мне об этом, но я точно знаю, что до замужества она долгое время общалась с парнем из высшего круга. У нее было несколько весьма дорогих украшений, которые она показывала только мне одному; к тому же я знаю, что мать была в Европе. Мало того, она разбиралась в деликатесах, таких как черная икра, мясо черепахи или улитки, причем не понаслышке.

Уйдя из колледжа, я поступил в небольшое турагентство, где и проработал года два, пока не перебрался в Сингапур.

В Сингапуре я продолжил изучение языков. Сейчас я говорю на диалекте хоккиен, по-китайски и немного по-малайски.

И все же я не совсем понимаю, чем я мог привлечь такую девушку, как Мэт. Сама Мэт утверждает: во-первых, я знаю иностранные языки, во-вторых, я вежлив, а в-третьих, я все же немного хулиган. Ну, право, не знаю…

Мама говорила: никогда не следует верить тому, что говорят женщины. И я того же мнения.

Мэт танцует так, что на ее лбу уже серебрятся капельки пота. Вот только что она подмигнула мне, а потом еще и сделала знак рукой. Кажется, весь зал смотрит на меня с завистью, но мне не нравится вкус алкоголя. Мне здесь не по себе. Да и сильно напиваться не стоит.

— А мне бы тоже хотелось познакомиться с этой актрисой. После дискотеки мы отправились в ресторан «Су До Донг»

закусить супом из акульих плавников. Вообще, слово «суп» всегда ассоциировалось у меня с понятием «жидкий», но если говорить о супе, что подают в названном ресторане, то это совсем другое дело. Он представляет из себя весьма густую жидкость с кусочками плавников размером с кисть руки. «Су До Донг» обслуживает довольно состоятельных людей. Его адрес не найдешь в туристических проспектах, находится он в жилом массиве и не имеет ни неоновых огней, ни даже вывески. Догадаться о том, что рядом находится ресторан, почти невозможно. Его посещают только избранные да их семьи. Цены — соответствующие.