Холодные тени - Мила Бачурова

ли Тимофею двенадцать лет, и попросили в качестве доказательства предъявить социальную карту.

Когда Тимофей проходил сквозь рамку металлоискателя, та запищала.

– Металлические предметы? – спросила у него полная женщина-контролер. – Ключи, ремень?

Тимофей отрицательно покачал головой. А потом вспомнил. Помедлив, нырнул рукой во внутренний карман куртки и вытащил отвертку.

– О… – Контролер растерялась. Видимо, нечасто тринадцатилетние мальчишки извлекали из карманов подобные вещи. – Такие предметы не разрешается брать с собой на аттракцион. Оставь это здесь. Потом заберешь.

– Можешь отдать мне, – предложил Штефан. – Обещаю вернуть в целости и сохранности. – Он улыбнулся. Знал, что с отверткой Тимофей не расстается.

Позже – и даже много позже, уже став взрослым, – Тимофей не раз задавал себе вопрос: а что бы случилось, если бы он отказался тогда отдавать отвертку? Не стал бы кататься, и они со Штефаном все время, оставшееся до пяти часов, просто бродили по парку?.. Спрашивал – и не находил ответа. Он понятия не имел, как бы все повернулось в этом случае. Как сложилась бы его судьба.

А четырнадцать лет назад произошло то, что произошло. Тимофей отдал отвертку Штефану, прошел через рамку металлоискателя и принялся подниматься по ступенькам к посадочной площадке.

– Это – память, – услышал он за спиной голос Штефана. – Его память о покойном деде. Парень не расстается с этой штукой. Скучает…

Тимофей обернулся. Штефан обращался к женщине-контролеру. Та сочувственно кивала.

Люди охотно верят в ложь – особенно если она красивая и трогательная. Гораздо с большей охотой, чем верят неприглядной правде.

Тимофей сел в кабину. Служащий закрыл за ним дверцы. Кабина тронулась.

Поднималась она со скоростью больной черепахи. Тимофея это более чем устраивало.

* * *

Отвертка действительно принадлежала его деду, отцу отца. Но дед умер, когда Тимофей был совсем маленьким. Деда он не помнил и уж точно по нему не скучал.

Он в принципе не скучал – никогда и ни по кому. Он вообще не понимал, как существу, обладающему разумом, может быть скучно. Если бы Тимофея не заставляли против воли заниматься всякой ерундой вроде протирания штанов за школьной партой, он не скучал бы ни единой минуты своей жизни. Нашел бы для себя массу полезных занятий.

А отвертку ему подарил отец. После того «серьезного разговора», перед тем, как уйти из их дома, он подошел к Тимофею. Протянул ему эту штуку и сказал: «Пусть будет у тебя. На память; тебя все-таки в честь деда назвали. А это – из его старого набора, я с собой привез. Дед ведь тоже слесарем был, как и я. Такой же мастер на все руки…»

«И пил так же», – немедленно вмешалась мама.

Через минуту разгорелся новый скандал, отец хлопнул дверью и ушел.

А Тимофей, когда ему наконец удалось остаться в одиночестве, рассмотрел отвертку.

Она выглядела… настоящей. Как выглядели многие вещи, которые произвели давным-давно – в те времена, когда Россия называлась Советским Союзом.

Эти вещи изготавливали в стране, где слова вроде «дизайн» и «эргономика» были известны разве что филологам. Внешний вид товара – было последнее, что беспокоило производителя. В отличие от качества. Предметы, выходящие с производственных конвейеров той волшебной страны и несущие на себе гордый треугольный штамп «ОТК», должны были служить своими хозяевам годами и десятилетиями. Отвертка была одним из таких предметов. Отполированная хозяйскими ладонями деревянная рукоять – потемневшая от времени, но не попытавшаяся дать ни единой трещины. И длинное, сантиметров двадцать, стальное жало.

Тимофей не мог представить себе ситуацию, в которой ему могла бы понадобиться отвертка. Но отчего-то был уверен, что эта штука переживет и его самого, и его потомков – если таковые появятся. Отвертка внушала уважение. Казалась чем-то незыблемым и надежным.

Тимофей подумал и убрал отцовский подарок во внутренний карман куртки. Там, в кармане, весьма удачно обнаружилась петля, предназначенная для ношения карандаша или ручки. Здоровенная отвертка нырнула в эту петлю, как в родное гнездо. С тех пор Тимофей с ней не расставался. До сегодняшнего дня – пока не зазвенел металлоискатель.

* * *

Колесо обозрения поднималось все выше. Когда кроны деревьев, растущих вокруг площадки, остались внизу, Тимофей разглядел Штефана. Тот закончил болтать с контролершей, купил в киоске стаканчик кофе и сел на скамейку. Развернул газету.

В те времена люди еще читали газеты. До наступления эры смартфонов оставалось года три.

Колесо достигло высшей точки и начало опускаться. Штефана скрыли деревья, Тимофей перестал на него смотреть.

Он вообще не смотрел по сторонам. Наслаждался наступившим одиночеством. Когда колесо, совершая второй круг, снова поднялось над деревьями, Тимофей бросил взгляд на скамейку, где сидел отчим, машинально. Был на сто процентов уверен, что Штефан не покинет пост до тех пор, пока он, Тимофей, не вернется – отчим относился к своим обязанностям чрезвычайно ответственно. Тимофей был в нем настолько уверен, что даже не сразу понял, что Штефана на скамейке нет.

Очень странно. Совершенно не характерное поведение…

Тимофей встал с сиденья, пригляделся. И с изумлением увидел, что Штефан направляется в проход между киоском, торгующим кофе, и павильоном побольше – тиром.

Возле тира толпились люди. В следующую минуту они заслонили собой Штефана, но Тимофей был уверен – отчим направился именно туда, в проход между павильонами.

Еще одна странность. Зачем? Что ему там делать?

– Мне нужно сойти, – сказал Тимофей парню, обслуживающему аттракцион, когда колесо опустилось.

– Но у тебя еще один круг…

– Знаю. Но хочу сойти. Меня тошнит.

Парень понимающе кивнул и протянул Тимофею руку, чтобы помочь выбраться из кабины. Тимофей сделал вид, что не заметил руки.

Он сбежал по ступенькам с посадочной площадки, быстро пошел к скамейке. То, что Штефан на нее так и не вернулся, разглядел еще издали.

А возле тира гомонила толпа. К билетной кассе на колесо обозрения выстроилась очередь – приехала экскурсия. Громкие голоса, смех, пестрая одежда, резкие запахи – все это окружило Тимофея, стоило лишь шагнуть за ограду аттракциона.

Он обходил людей, пытаясь пробиться к проходу между павильонами так, чтобы ни с кем не столкнуться. Огибая двух подружек, фотографирующихся на фоне колеса обозрения, нечаянно толкнул под руку пожилую даму. Дама держала на руках собачку. Собачка возмущенно затявкала. Ребенок лет четырех, услышав лай, заплакал…

Звуки, люди, запахи и краски окружили со всех сторон. Навалились так, что не вырваться. Тимофей вдруг понял, что парню на аттракционе не соврал. Его действительно тошнит.

До прохода между павильонами он добрел, шатаясь, уже плохо соображая, что и зачем делает.

Проход оказался узким, едва ли полметра шириной. При