Ликвидация последствий отстрела негодяев - Василий Головачев

Барсов вынул из пистолета телохранителя (это был новенький «Макаров М-2») обойму, кинул оружие не переднее сиденье и вылез. За ним вылез Алексеев.

Телохранитель кинулся к машине, гнусавя:

– Босс, я вызвал полицию…

– Дурак, – послышалось из кабины, – они тоже из полиции, садись.

Отойдя в сторонку, спецназовцы понаблюдали за суетой у ворот (выглянули ещё два парня), дождались, пока «Мазератти» уедет, сели в свой «БМВ».

– Не уверен, что он исполнит наши требования, – сказал Алексеев. – Заметил, какая у него хитрая испитая физиономия? Может, поговоришь с шефом, организуем показательную слежку, чтобы убедился, что мы не блефуем?

– После всех контактов с президентом? Гаранину будет не до того. Остаётся надеяться, что наш разговор с футболистом не останется без последствий.

– Ага, особенно если он начнёт махать кулаками.

– Это будет означать, что нынешние «слуги народа» ничего не боятся, имея «крыши» в верхах, где сидят отморозки крупнее в размерах. Тогда придётся заниматься этим делом всерьёз, поднимать группу.

Алексеев тронул машину с места:

– Куда теперь?

– Подвези домой, залягу спать.

Через полчаса Барсов был дома.

* * *

Проспал он до самого вечера, отключив мобильный и рацию, посчитав, что в этот день имеет право на долгое горизонтальное положение. Разбудил его в половине седьмого звонок в дверь. Гадая, кто это мог быть, Барсов заглянул в глазок и увидел соседку, история которой подвигла его направиться в поисках справедливости вне сферы служебной деятельности. Открыл дверь.

– Маша?

Учительница зарделась под его взглядом, но глаз не опустила.

– Мне звонил Борис Аркадьевич… директор школы…

– Да? – ненатурально удивился Вениамин.

– Меня восстанавливают в должности.

– Очень хорошо, – обрадовался Барсов. – Я знал, что правда восторжествует. Что вы ответили директору?

Мария Ильинична пристально посмотрела на майора:

– Это ваших рук дело? Вы были у директора?

– Ну, заехал по пути, мы хорошо побеседовали о том о сём. Надеюсь, и ваш обидчик ещё принесёт свои извинения.

– Не нужны мне его извинения. Почему вы решили… вмешаться в это дело?

Барсов спохватился:

– Что же мы стоим на пороге, заходите, чайку-кофейку попьём.

– Неудобно…

– Что ж тут неудобного? – улыбнулся он, вдруг заметив, что учительница хороша собой. Ей очень шёл летний сарафан в синий горошек, губы она не красила, они у Марии Ильиничны и так были яркие, полные, а серые, с зеленоватым оттенком глаза смотрели открыто и прямо.

– Мы с вами живём рядом давно, а по сути, незнакомы.

– Спасибо…

– Не за что. – Он посторонился, пропуская женщину, от которой пахнуло не духами, а свежескошенной травой.

На мгновение в памяти шевельнулся образ другой женщины – Евы, дочери соседа по даче, полковника в отставке Болотова, но тут же растаял.

Барсов усадил гостью на диван в зале, приготовил кофе, насыпал в вазочки любимое овсяное печенье, орехи, глянул на себя в зеркало, чтобы оценить, как выглядит (надо было побриться утром, мелькнула мысль), и присоединился к учительнице, с любопытством разглядывающей интерьер комнаты. Налил кофе себе и ей.

– Пейте, кенийский, ручной обжарки. Или сначала пропустим по глоточку винца? У меня есть автохтонный «Киндзмараули», Саша снабжает, у него в Грузии родственники живут.

– Кто это?

– Саша Виткер, боец моей группы. Я ведь майор Росгвардии.

– Тогда понятно.

– Что понятно?

– Почему мне Борис Аркадьевич позвонил.

Барсов рассмеялся:

– Значит, проникся уважением.

– Всё равно не надо было связываться.

– Знаете, если честно, за Россию стало обидно. Сколько же она кормит упырей и ублюдков, как этот футболист Комаев, прорвавшийся в депутаты.

– Обиды и негодования похожи на яд, который вы пьёте в надежде на то, что отравятся другие. Счастье начинается с прощения.

– Это кого вы процитировали?

– Кэсси Комбдена.

– Кто это?

– Псевдоним неизвестного автора, афоризмы которого часто публикуются в Сети.

– Разве такое бывает?

Мария Ильинична улыбнулась:

– Встречается.

– Что ж, возможно, этот афорист прав, но если мы каждый раз будем отступать и прощать подонков, жизнь лучше не станет. Таких, как Комаев, надо учить жёстко, они понимают только силу.

– Хотите ещё афоризм?

– Этого… как его… Кэссиди Комбдуна?

– Нет, Франка Шуберта.

– Валяйте.

– Хочешь порадоваться мгновение – отомсти, хочешь радоваться всю жизнь – прости.

Барсов покачал головой:

– Очень умно… я не слышал. Может быть, я и переменю своё мнение. Так что насчёт вина?

– Нет, благодарю, в другой раз. А злобу лучше всего наказывать пренебрежением, это моё правило.

– Хорошее правило. – Барсов поднял чашку. – Вы меня почти уговорили. Будем!

Мария Ильинична засмеялась, поднимая свою чашку.

– Вы умеете отступать, товарищ майор. А чем вы занимаетесь в свободное время?

– Времени свободного у меня почти не бывает. Но если вам интересно…

Разговор перешёл в другую плоскость.

Барсов рассказал гостье, что любит встречаться с друзьями, отдыхает на даче, путешествует, с удовольствием читает классику, беря книги у деда, известного библиофила. Признался, что в соцсетях не сидит часами, как другие, считая это увлечение колоссальной проблемой молодого поколения. Закончил:

– По сути торчок в Инете – болезнь, причём прогрессирующая, и сможет ли переболеть им человечество, не деградируя, большой вопрос.

– Вы правы, – погрустнела Мария Ильинична, – нам всё труднее заставить учеников включать собственный мозг. Не помогают ни правила, ни принимаемые законы, ни примеры. Учить детей мыслить самостоятельно стало невозможно.

– Надо чаще использовать традиционные методы воспитания, – убеждённо сказал Барсов.

– Какие?

– Ремень! И в угол коленками на крупу!

Маша засмеялась, отчего лицо молодой женщины удивительно расцвело и похорошело.

– Бить и наказывать углом нельзя.

– Раньше именно так учили непослушных, дед рассказывал, и ничего, никто не жаловался в Совет Европы или в ООН, и хорошие люди вырастали.