Натюрморт с гранатами - Джавид Алакбарли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К нему вышел хозяин бани. Велел дать ему хоть какую-то одежду. Он поблагодарил его и оделся. А ещё поинтересовался, как поживают два молодых человека, которых он когда-то называл своими сыновьями.
— О, это самые уважаемые люди нашего города. Самые богатые и самые справедливые. Но ты же чужак. Откуда ты знаешь о них?
Тогда он попросил хозяина бани, чтобы тот помог ему встретиться с этими людьми.
— А не вызовет ли это гнев у них? Пойми меня правильно. Между тобой, как человеком, у которого нет абсолютно ничего в этом мире, и людьми, являющимися фактическими хозяевами этого города, лежит огромная пропасть.
— А можно мне дать бумагу, чтобы я написал им письмо?
— Нет. Бумага вещь недешёвая. Могу дать тебе посыльного. У него хорошая память. Скажи ему, что ты хочешь, и он всё передаст слово в слово.
Банщик, будучи очень неглупым человеком, понимал, что, видимо, за действиями этого старика скрывается какая-то тайна. Он велел накормить его, напоить чаем и дождаться хоть какой-нибудь реакции на визит посыльного. Однако, спустя некоторое время, банщик был поражён, что на его пороге оказались эти два влиятельных господина. Они с большим почётом приветствовали этого старика и забрали его с собой. Несмотря на то, что банщик изнывал от желания узнать хоть что-то об этой истории, он так и не посмел задать ни одного вопроса.
Сыновья этого купца прежде всего поразились тому, как постарел их отец за эти три года. Он ушёл от них, имея на руках ровно столько же денег, что и каждый из них. Тогда он был крепким мужчиной в самом расцвете сил. А сейчас перед ними сидел старик, преисполненный такой немощи, что поневоле вызывал жалость. Они так и не отважились о чём-либо расспрашивать его. Просто всеми доступными способами выражали свою любовь и почтение. Понимали, что ему надо отдохнуть и набраться сил. А потом, когда он придёт в себя, то они, конечно же, поговорят с ним и обо всём узнают.
Старик быстро уснул. В прекрасной обстановке, которой так давно уже не было в его жизни. Равно как и чистой одежды, удобной постели, вкусной еды. А ещё не было в ней такого уровня уважения и любви к его скромной персоне. И снился этому старику сон. Сон был совсем не добрый. В нём его собственный отец читал ему нотации. Точно так же, как и много лет тому назад, когда он был маленьким мальчиком и время от времени раздражал его своими глупыми шалостями. Голос отца не был грозным. Скорее, он был печален и преисполнен каких-то непонятных ему укоров.
— Господи боже мой! Ну почему ты такой тупой и глупый? Твои сыновья смогли возвыситься исключительно потому, что так было предписано им судьбой. Но, вернувшись сюда, ты снова пытаешься сплести линию своей судьбы с их предначертанием. И ни к чему хорошему это не приведёт. Подумай об этом.
Утром сыновья, зайдя в комнату отца, обнаружили его мёртвым. Устроили ему пышные похороны. И всё сокрушались, что не смогли в своё время уговорить отца вместе с ними вернуться в их родной город.
У этой притчи нет морали. Вернее, у неё её слишком много. И самая простая из них заключается в том, что убогому человеческому уму не дано постигнуть высшие тайны бытия. Нас всех развратил убогий материализм. Мы убеждены, что логика и рациональные рассуждения стоят выше иррационального понимания сути всего сущего. Так уж мы уст роены.
Я кончил говорить. Наступила какая-то звонкая тишина. Кругом всё было настолько прекрасно, как это бывает в самый разгар весны. Чирикали птички, доносился пряный запах цветущих деревьев, да и сам воздух просто пьянил.
Как это ни странно, но моё общение с этой прекрасной парой продолжалось. Каким-то образом они смогли пробить брешь в моей броне. Они ко мне заезжали просто так. Без звонка, без предупреждения, сами выбирая день и время. Как правило, привозили с собой большую пачку хорошего чая. Мы сидели в саду, за железным столиком эпохи железного занавеса и просто пили чай вприкуску. Обычно молчали. Слушали птиц, кузнечиков, наблюдали за бабочками и оса ми. Всё было хорошо.
В один из этих визитов они вдруг спросили меня о том портрете в мастерской. И я вдруг решился. И впервые в жизни рассказал практически чужим людям всё о своей потерянной любви. О том, что в тот злосчастный день какая-то ржавая железяка не только ломала мое тело, но и калечила мою любовь. И не верьте сказкам о том, что любовь может жить в разлуке. Она от неё умирает. Медленно, мучительно, агонизируя и пытаясь спастись. Но всё же умирает. И в конце концов я поведал им о том, что никому и никогда не рассказывал.
— Похороны моей любви прошли тогда, когда пала советская империя и рухнули границы. Именно тогда моя история получила своё логическое завершение. Меня нашли представители конторы с каким-то заумным юридическим названием. Искали они меня согласно завещанию той, которую я когда-то именовал своей девушкой. Мне передали адресованное мне письмо и сказали, что отныне её нет в мире живых.
Это письмо объясняло мне её загадочное исчезновение. Оказывается, она тогда больше всего испугалась того, что меня уничтожат, просто сотрут в порошок и закопают в никому не известном месте. Словом, просто убьют. Возможности семьи Злого человека и лично его самого она знала, конечно же, гораздо лучше меня. Вот она и уехала. Уехала, будучи твёрдо уверенной в том, что никогда уже не сможет быть со мной и, только покинув меня, может спасти. Именно так она могла обеспечить мою безопасность.
В письме говорилось, что всё у неё сложилось очень хорошо: прекрасный муж, умнейший сын и насыщенная яркими событиями счастливая жизнь. Там была приложена фотография этой замечательной семьи. Меня трудно обвинять в предвзятости, но её сын был удивительно похож на моего деда, на моего отца и на меня самого. Но это был именно её сын. Да, я был, видимо, его биологическим отцом, узнавшем о его существовании поздно слишком. Вот и не было у меня права называть его своим сыном. Но как же всё-таки я обрадовался тому, что он всё-таки есть. Живой кусочек памяти о тех прекрасных днях, когда я был счастлив рядом с самым