Без ума от виконта - Салли Маккензи

Гертруда снова недовольно фыркнула и пояснила:

— В том, почему так вышло, нет никакого секрета. Я никогда не могла понять, почему он женился на Доркас. Она являла собой воплощенную слабость.

Луиза рассмеялась и сказала:

— Ну уж, яснее ясного, почему он женился на ней. У него просто не было иного выхода. Его в буквальном смысле слова застали со спущенными штанами. И дело обернулось так, что Доркас забеременела Эдмундом.

— Она была очень красивой, — заметила Корделия.

— На вкус тех, кому нравятся китайские фарфоровые куколки. — По тону голоса Луизы, которая сделала такое уточнение, было ясно, что ей они не по вкусу.

Да уж, подумалось Моттону, и он тряхнул головой, чтобы избавиться от мыслей о приезде теток, об отце и о матери. Он сделал еще глоток бренди. Что касается брака его родителей, то он был явно заключен не на небесах, а в аду. Его отца насильно загнали к церковному алтарю, точно так же, как его тетушки, очевидно, решили проделать с ним самим.

Будь он проклят, если допустит, чтобы его заманили в ту же ловушку, что и отца, хотя отчасти то была оплошность его излишне блудливого папы. Если бы тот не был вечно управляем своей плотью…

Моттон снова глотнул бренди. Совсем недавно в кабинете Уидмора его собственный фаллос был весьма настойчивым. Он не причинил мисс Паркер-Рот обычного в таких случаях повреждения, но если бы о том зашла речь, девушка оказалась бы к тому столь же склонной, как и он.

Разумеется, она не должна рассказать Уинифред о том, что происходило, ведь то была лишь пустая угроза.

Будь оно все проклято, себе он не желал такого брака, как у его родителей. Скорее предпочел бы вернуть свой титул короне. Папа жил в городе, попивал и погуливал со шлюхами; мама прозябала в деревне, леча шарлатанскими пилюлями и зельями свои воображаемые недуги. Когда Моттону было шестнадцать лет, отец его скончался от апоплексического удара в постели своей очередной любовницы, а позже мама приняла слишком большую дозу настойки опия, чтобы навсегда покончить со своими болезнями, настоящими и воображаемыми. Нет, он не намерен участвовать в такого рода брачном союзе.

Он провел пальцами по волосам. Чего ради он взял с собой рисунок какого-то непонятного соседа? Черт побери, когда Уинифред устно составляла список всех молодых леди высшего общества, он думал только о мисс Паркер-Рот, но как-то мимоходом, небрежно, и Моттон вынужден был прикусить язык, чтобы не повторить такую оплошность.

Неужели он совсем спятил? Это было бы равносильно тому, что помахать красным флажком перед самой мордой быка.

Он чересчур много времени пробыл в высшем свете и потому начал вести себя в несоответствии со своим характером. А именно: он согласился со смехотворным требованием лорда Ардли и в результате воспылал страстью к респектабельной молодой леди. Это, пожалуй, все равно что начать заблаговременно подыскивать комфортабельную палату в Бедламе. Ему надо удирать прочь от увеселений сезона. Надо бы…

Нет, не надо. На этот раз он не мог исчезнуть из бальных залов высшего света, как делал это в прошлом. Имеются тетушки, с которыми следует договориться, однако гораздо важнее то, что имеется мисс Паркер-Рот. Она так беззаветно сосредоточилась на истории с мисс Барнетт, что сама может по неосторожности попасть в беду, если кто-то не возьмет поводья в свои руки. А поскольку он, Моттон, единственный, кто в курсе дела, ответственность падает на него.

И мысль об этом не так чтобы уж очень приятна.

Надо бы поговорить со Стивеном, свалить на него всю эту треклятую мешанину. Мисс Паркер-Рот в конце концов его сестра, он несет за нее ответственность во время отсутствия отца или Джона. Однако Стивен уже день или два как уехал в одну из своих экспедиций в поисках новых растений, на этот раз в Исландию. Вроде бы не столь уж подходящее место для такого рода поисков, но не Моттону о том судить: он не отличит рододендрон от брюквы.

Во всяком случае, все необходимые договоренности были достигнуты уже несколько месяцев назад, до того как Джону пришла в голову дурацкая мысль посетить домашний праздник барона Тинуэйта. Стивен не мог откладывать свой отъезд. Предполагалось, что Джон скоро вернется в Лондон, но не к тому времени, когда он мог бы уберечь мисс Паркер-Рот от неприятностей. Не похоже, что матери удалось бы толком уследить за чересчур предприимчивой дочерью.

Как бы там ни было, все это отнюдь не женское дело. Ардли находился в полном отчаянии, а тут еще это нелепое нападение в саду.

Моттон, нахмурив брови, посмотрел на бренди в стаканчике. Он на собственном опыте убедился, что наибольшую опасность являют собой дилетанты… Они ведут себя нелепо, и в результате непременно кто-то страдает.

Он не хотел, чтобы пострадала мисс Паркер-Рот. У него нет иного выхода — он должен предложить ей свой план. Это ему отнюдь не улыбалось. Барышня, несомненно, упряма, самоуверенна, непослушна и к тому же вспыльчива.

Он откинулся на спинку стула. Как вышло, что все эти годы он не замечал такую девушку? Да, да, он не занимался изучением рынка невест, да и теперь далек от этого, что бы там ни думали его тетушки, но и слепым быть не следовало. Может, виной всему то обстоятельство, что Джейн сестра Стивена и Джона?

Моттон пошевелил мозгами, но не смог воспроизвести в памяти ни единой встречи с мисс Паркер-Рот в светском обществе. Неужели она проводила все время, укрывшись за пальмами в кадках? Разумеется, нет. Но как же он мог не заметить, полностью упустить из виду ее красоту, ее… живость?

Это было загадкой, но уж теперь-то он никак не мог проигнорировать Джейн, физически с ней соприкоснувшись, ощутив ее аромат. Сколько же в ней огня…

Тут он резко выпрямился. Хватит предаваться пустым размышлениям. Необходимо попробовать разгадать ребус, который попал ему под руку, а это вовсе не мисс Паркер-Рот, это рисунок, который у него в кармане.

Моттон положил бумажку на письменный стол и расправил ее. То был всего лишь верхний левый угол целого рисунка. Надо отдать должное Кларенсу, он отлично владел карандашом. Изображен был Ардли — брюки спущены до лодыжек, в руке он держит стакан, а бутылка бренди покоится на обширной голой заднице леди Фартингейл, а задница покоилась — впрочем, «покоилась», возможно, не совсем подходящее слово — у Ардли на коленях. Кларенс начертал слово «Мамона» на стуле Ардли, а над головой сего персонажа изобразил так называемое облачко со словами: «У меня ни фартинга в кармане, я сам в кармане у Фартинга». Ответ леди Фартингейл был такой: «Да, милорд, вы такой жадный! Денег у вас полно!»

Лорд Фартингейл такому не обрадуется. Он уже разменял седьмой десяток, но все еще отличный стрелок. У Ардли куда более серьезные проблемы, нежели возможное негодование мистера Барнетта. И леди Фартингейл может оказаться в весьма неприятном положении: поговаривают, что маркиз начал разочаровываться в своей непутевой супруге.

Хм-м. Справа от головы леди Фартингейл изображено голое колено, а возле ее локтя, которым она опирается на стол, чья-то нога в туфле; можно предположить, что соответствующее тело распростерто на полу. По меньшей мере еще два человека — а может, и больше — могли быть весьма заинтересованы в других частях этого рисунка. В правом нижнем углу обрывка Моттон увидел обведенную изогнутой темной линией и заштрихованную часть еще какого-то изображения. Похоже, Кларенс разорвал листок именно на этом месте с целью отделить от прочих некую центральную фигуру. Черт побери, необходимы все, именно все части рисунка, чтобы толком разобраться в сути дела.