Ефрейтор Сизов и его товарищи - Виктор Алексеевич Наседкин

сразу, что вопрос этот самый обычный: в таких ситуациях военных больше интересуют парни, а не девчата, а потому хозяину потребовалось время, чтобы справиться с растерянностью.

— Сыны в армии. Где-то воюют с самого начала… — сказал он наконец и отвел глаза.

— Где-то? — Трапезников звякнул щеколдой недавно отремонтированной двери, вошел в сенцы. За ним последовали солдаты.

Хозяин понял, что «незваные гости» заметили его заминку, увидели, что он растерялся, услышав несложный вопрос, что к этому вопросу надо было бы подготовиться заранее. Ведь он-то знал, что сыновья его ни в какой армии не воюют. Один из них — младший — в начале войны пропал где-то на востоке, сопровождая общественный скот, а другой бродит с бандеровцами в здешних лесах, уверенный, как и его отец, что сумеет навредить Советской власти.

— Кто-нибудь приходит к тебе ночевать? — спросил хозяина Мищенко.

— Дурней себя шукаешь? — прищурился тот. — Я сам по себе… Никто мне не нужен.

— А про самостийников слыхал? — не сдавался Мищенко.

— Самостийники — народ что надо. За независимую Украину воюют, — ответил хуторянин с хрипотцой в голосе.

— От кого независимую-то? С немцами заодно, да? От москалей, от Советов, от колхозпив.

— Немцев я не знаю. Не бачил их. У меня на хуторе ни разу не были, стало быть, и худого не сробили.

— Тебе не сробили, так мне сробили. Пол-Украины сожгли! — вспылил Мищенко.

— Значит, было за что. До мени они и пальцем не притронулись, — хозяин бросил погасшую цигарку на землю.

— Ну знаешь, батя, ты говорить-то говори, да не заговаривайся. А то…

— Што, а то? Убьешь? — ехидно улыбался рыжебородый, почувствовав, что они поменялись ролями. Теперь злится солдат, бессильно сверкая глазами. Хозяин знал, что его никто и пальцем не посмеет тронуть. В Советах за это по голове не гладят. А разговор идет с глазу на глаз. Кто подтвердит?

Мищенко словно уловил эти мысли, еще больше покраснел, отступил на шаг и зло процедил сквозь зубы:

— Живи, сволочь, пока.

Пограничники осмотрели дом и пристройки. Лейтенант проверил щупом чуть ли не каждый метр земли.

— Зря стараешься, — сказал хозяин. — У меня все на виду.

— Богато живешь, отец. Две лошади, три коровы. Молодняка полный двор. И как только управляешься? — сказал лейтенант.

— А на чердаке, у дымохода, копченых окороков пуда три, — глотнув слюну, проокал Белов.

— У нас все так живут, — ухмыльнулся бородач.

— Врешь, не все. Были не в одном селеньи, не в одном доме. У всех — куча детей да одни штаны на двоих, — заметил Мищенко.

— Ты голытьбу за людей считаешь? Лодыри они. Потому и пуза голая. Я роблю от зари до зари и не управлюсь никак…

— Работники помогают? — не то шутя, не то серьезно спросил Сизов.

Рыжебородый не ответил на вопрос и, зло сплюнув, ушел в хату.

— Куркуль. Чистейшей воды. И бандеровец наверняка. Брать его надо! — горячился Мищенко.

— Что куркуль — верно. А брать его не можем. Улик нет, — заключил лейтенант.

Пограничники решили вернуться кратчайшим путем. К оврагу вдоль мелколесья прилегла неглубокая заросшая канава. Вдоль нее и шли пограничники.

Василий Кудинов задумался и немного приотстал. Ему вспомнились строки из последнего письма, полученного из дома. «Твоя Анька вышла замуж за Жаркова Женьку. Он — старший лейтенант. После излечения в госпитале неделю гостил дома». И все. Неделя потребовалась, чтобы Аня влюбилась. Его Аня, которая, как казалось ему, так верна была.

В первые дни Кудинов лишился покоя, а потом смирился и старался больше не думать о девушке, но помимо воли в памяти вырисовывались ее лицо, прическа под артистку Любовь Орлову, синий берет набекрень.

«Фу ты! Опять двадцать пять, — сердился Василий, — свет клином на ней сошелся, что ли? Я ведь тоже могу…»

Однажды под вечер Кудинов возвращался из штаба батальона. Встретил медсестру. По привычке, что ли, или любопытства ради он проверил документы. Они были в порядке.

— До госпиталя десять километров и ни одной машины, — пожаловалась девушка.

— Ничего не попишешь. Здесь не большак.

— А мне что делать? Через полчаса стемнеет.

— Верно. Впрочем, Катя, у меня есть предложение…

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Я все знаю. Я Маг-волшебник.

— Нет, серьезно?

— Святая наивность… Я же документы проверял.

— Ой, правда, — засмеялась Катя. — Так что вы хотели сказать?

Кудинов решительно выпалил:

— Пойдем в наше подразделение. Там переночуешь, а утречком — в путь.

— У вас одни мужчины?

— Найдется отдельная комната.

— Пойдем, — недолго думая, согласилась медсестра. — Не съедите, чай. Так ведь?..

Шли молча. Кудинов не знал, о чем говорить. Выручила Катя.

— Звать-то тебя как?

— Василий.

— Так ведь, Василек? Не съедите? — и улыбнулась кокетливо…

Кудинов доложил начальнику заставы, в каком положении оказалась медсестра, и тот одобрил решение Кудинова.

— Место найдется. Отведи ее в дом, где размещена канцелярия. И вот что интересно! Во второй половине имеется комната и свободная койка. Ага!

— Слушаюсь, товарищ лейтенант.

Василий Кудинов выпросил у повара ужин, принес шинель, чтобы Кате теплее спалось…

— Думаю, не озябнешь, — прощаясь, протянул ей руку.

…Пулеметная очередь разорвала воздух, и пули, звучно чмокая, взрыхлили землю в нескольких шагах от Кудинова. Василий мгновенно упал и застыл на гладком, без единой кочки поле. Рядом была канава, шедшие впереди скатились в нее, а Василий не успел. Вторая очередь прошла выше. Василий был уверен, что третья очередь накроет его, но тут застрочили автоматы товарищей. Это спасло его. Через секунду он очутился в спасительной канаве, рядом с Сизовым.

— Жив? — спросил тот.

— Как видишь… Откуда стреляют?

Сизов показал рукой на кустарник.

Кудинов огляделся. Канава уходила влево и под прямым углом врезалась в овраг. До него не более ста пятидесяти метров. Заляжет пулеметчик, и никому из отделения не спастись. Это насторожило Василия: надо сказать замполиту.

— Смотри вправо, — зашептал Сизов.

Кудинов не успел рассмотреть, что привлекло внимание товарища. Автомат Сизова ударил короткой очередью. В кустах кто-то рухнул.

— Готов, — удовлетворенно сказал Сизов.

Василий переполз к лейтенанту Трапезникову.

— Товарищ лейтенант, обратите внимание: канава соединяется с оврагом. Один человек может изрешетить всех нас.

— Бери с собой Мищенко и оседлайте овраг, — поняв Кудинова, приказал офицер.

Бойцы поползли по канаве, у края оврага огляделись.

— Ты оставайся здесь, а я переберусь на ту сторону, — сказал Кудинов и проворно сполз на дно глубокого оврага. Затем осторожно стал подниматься на противоположную сторону. Оставалось до гребня оврага метра три, не больше, когда сбоку глину ковырнули пули. Ефрейтор изловчился, цепляясь руками за низенькие кусты, рванулся вверх и очутился за прогнившим пнем. Обильный пот слезил глаза. Вскоре он увидел, как из