Судьба на ладони - Патриция Хорст

— Тогда с чего бы вдруг грянуть таким переменам? — продолжала допытываться она.

Алан молчал, но по тому, как он сжал ее руку в своей, Карина поняла, что разговор на эту тему дается ему нелегко.

— Неважно. А взял вас за руку я потому, что не хочу, чтобы вы не дай Бог споткнулись и упали. Элен никогда бы мне этого не простила. Знаете, что интересно мне? За столом вы не все сказали о том, что касается выбора Элен.

— Хорошо, я скажу сейчас. Три года назад Майкл показался мне избалованным, неоперившимся юнцом, неспособным принимать решения и неготовым к такому ответственному шагу, как женитьба.

— А Элен, на ваш взгляд, готова?

— Да, — уверенно, без размышлений ответила Карина, — в этом я абсолютно уверена. От мужчины и от женщины в браке требуются разные качества. Элен — настолько нежная, любящая, теплая и безоговорочно преданная девушка, что на счет ее готовности стать прекрасной и, даже больше того, идеальной спутницей Майклу не может быть никаких сомнений. Справится ли Майкл с такой высокой планкой эмоциональной чистоты, которую задает Элен? Хотелось бы надеяться на это.

— Я в свою очередь не могу ручаться за то, каким он будет мужем. Но, мне кажется, он станет прекрасным отцом своим детям.

— Ой ли? Слишком многие мужчины относятся к детям всего лишь как к долгожданному символу своей мужественности. Иными словами, самоутверждаются. Нет ничего хуже.

— Бывает и хуже. — Стало очевидно, что разговор взял Алана за живое. — Хуже бывает, когда женщина относится к ребенку как к игрушке, к милой потехе, с которой поиграл — и выбросил.

— Полагаю, речь идет о вашей жене? — осторожно спросила Карина, которая хоть и не хотела говорить на явно больную для Алана тему, но терпеть не могла недомолвок.

В эту минуту они почувствовали на шее и руках мягкие прикосновения теплых, мелких дождевых капель — сначала совсем редких, а через минуту участившихся. Алан в мгновение ока увлек ее под старое раскидистое дерево. Петлистая дорожка белела в нескольких шагах от них.

— Да, я говорю о ней. Она, я прощу прощения, как последняя дворовая сучка, бросила нас, внезапно поняв, что ребенок, помимо ни с чем не сравнимого счастья, может быть и обузой.

— Но если бы… если бы она вернулась… вы бы простили ее?

Алан сжал ее ладонь сильнее и произнес сквозь стиснутые зубы, дрожа от безысходности и бессилия:

— Простил бы.

Карина промолчала, чувствуя, как необъяснимо горькое чувство захватывает все ее существо, — чувство человека, которого только что обокрали. Дождь барабанил по листьям, капли разбивались о посыпанную светлым гравием дорожку.

— Простил бы… ради Джейми, — прошептал Алан и, резким, сильным движением взяв ее за плечи, неожиданно приблизил к себе.

— Что ты, Алан?.. Ты что?.. — У Карины заплетался язык, так она испугалась… испугалась за себя и за него.

— Что я? — прошептал он уже мягче и закрыл глаза, прижав ее к себе. — Ничего, все хорошо. Все хорошо…

Карина почувствовала, что не имеет ни сил, ни желания сопротивляться, и прильнула к нему. Капли дождя текли по ее щекам. Алан, склонив голову, поцеловал ее, пальцами лаская шею с ниспадающими на нее завитками волос. Будь что будет, пронеслось в голове Карины, и через секунду она вся отдалась поцелую.

Этот поцелуй захватил ее, волна за волной смывая сознание, рассудок, память. Она не знала, что на свете бывает что-нибудь подобное. Губы Алана медленно раздвинули ее сочные, влажные губки — и сразу же затмились все поцелуи ее прошлого. Она приподнялась на цыпочки, дрожа от наслаждения. Алан пробудил в ней такую чувственность, о какой Карина даже не подозревала в свои двадцать три года. Чем больше она пила волшебный напиток, тем больше ей хотелось, чем больше просила, тем щедрее он делился с ней своей страстью.

Когда их губы медленно, неохотно разъединились, когда Карина и Алан открыли глаза, вокруг них сплошной стеной низвергалась вода. Они застыли, приходя в себя, ловя дыхание, глядя друг на друга. Она шепнула что-то неопределенное. Он провел рукой по ее волосам. Молча, обнявшись, они побрели к замку, не зная, что теперь делать, о чем говорить. Длинная, упрямая капля повисла на реснице Карины, напоминая собой падающую звезду. Оставалось загадать желание, и она загадала.

Уже на ступеньках Алан сдавленным голосом произнес:

— Постою здесь.

— Спокойной ночи, — тихо пожелала Карина вместо ответа.

— И тебе.

В дверях она быстро, через плечо, оглянулась: он стоял спиной к ней и смотрел в дождь.

Взбежав к себе наверх, Карина разделась и бросилась на кровать. Через полчаса встала и подошла к окну, не в силах уснуть. Похожее состояние она еще ребенком испытывала после дня рождения: ослепительная вспышка счастья, но вот все разошлись — и так грустно, так неуютно одной. Она уже не помнила и старалась не вспоминать, с чего все началось.

Память об Алане осталась на губах, на щеках, на пальцах. Да еще она до сих пор слышала его голос, говорящий ей «ты». Дождь лил не переставая. Где он сейчас? Что он обо мне подумал? — спрашивала она себя, прижавшись лбом к оконному стеклу и поеживаясь от ночного холодка.

Ей в унылых красках представилось завтрашнее утро. Джоан будет снова хохотать за завтраком, Элен — влюбленно смотреть на Майкла, а они с Аланом сухо поздороваются и сухо попрощаются — и так еще раз десять до свадьбы, а потом пожатие руки, самолет с пересадкой в вечном лондонском тумане и прибытие в родной Нью-Йорк. Ей стало стыдно и неуютно.

Где-то хлопнула дверь. Наверное, насмотрелся на свой дождь, с горечью подумала Карина, ложась в постель, закутываясь плотнее в одеяло, уже уплывая в сон.

На завтрак Алан не явился. На небрежный вопрос Карины Джоан ответила, что он улетел по делам куда-то в Ирландию еще рано утром. Этого следовало ожидать, подумала Карина, намазывая бутерброд джемом и ругая себя за вчерашнее. Я ему совершенно не нужна. Ему куда нужнее все его дела, вся его старая привычная жизнь, огромная родня, социальный статус. Чтобы он подорвал свою репутацию романом с беспородной дворняжкой — нет, такого просто не может быть! Этот человек всегда прекрасно знает, кто ему нужен, а кого надо сторониться. Так, не очень справедливо по отношению к Алану, рассуждала она, вконец расстроенная, виня себя за слабость. Карине казалось, что сейчас он смеется над ней, пролетая где-нибудь над Ирландией. Нахал! Пусть только попробует подойти ко мне снова! — мысленно пригрозила она.

Даже если бы захотела, Карина не смогла бы представить силу смятения и стыда, охвативших Алана сразу же после того, как они расстались. Никогда в жизни он не корил себя так, как в тот вечер. Ему казалось, что не выдержать, пойти на поводу у своей страсти, чего бы это ни стоило ему потом, — недостойно мужчины.

Он соврал. Он улетел не по делам, он бежал от самого себя и от своей слабости — первой слабости, с которой не мог сладить. Алан был убежден, что позволить себе потакать минутному, как ему хотелось бы думать, увлечению — величайшая безответственность, тем более для него, головой отвечающего не только за свою судьбу, но и за судьбу сына. Мне скоро тридцать — неподходящий возраст для недельных романов с заезжими красавицами, убеждал он себя, с ужасом вспоминая сладостный вчерашний порыв.