Мастер-класс. Записки концертмейстера балета - Лада Исупова

– Так пока ты в душе – они должны были кипеть.

Китаянка подпрыгнула на месте и взвизгнула на француза:

– Их что, нужно было варить?!

– Конечно… А ты что делала?

– Вы не говорили – варить! Вы сказали залить водой и идти в душ! Я не ставила их на огонь!

– Но как они тогда должны были «готовиться»?

– А я не знаю! Я думала, они впитывают воду и становятся готовыми для еды!

– Ты что, ела сырые сосиски?!

– А это что, вредно?! – Она выкатила глаза. – А для ребенка это вредно?!

Начался галдеж (разбудили мексиканца). Мы оправдывались, что нам и в голову не могло прийти, что она может не поставить кастрюльку на огонь, она кричала, что у нее все записано, вот, посмотрите, где тут «поставить на огонь»?! Училка долдонила, что нужно слушать врача, а не одноклассников, надо срочно бежать на прием, неизвестно, какие еще необратимые изменения произошли в беременном организме; китаянка выла, мы орали, что ничего беременному организму от сырых сосисок не будет, что это даже полезнее, и, пока сосиски мокли в воде, из них выходили все пестициды, и моченые сосиски к тому же быстрее перевариваются.

– Так что, какие мне теперь есть – горячие или холодные?

Наступила тишина.

– Ну теперь… наверное, попробуй горячие… раз холодные надоели.

– Конечно, надоели! А не можете меня чему-нибудь другому научить, но чтобы быстрое – на завтрак!

– Попробуй яичницу или омлет…

– Это как?

– Ты что, и яичницу не умеешь готовить?!

– Нет, – ответила китаянка и послушно открыла свой блокнотик, – рассказывайте, только, пожалуйста, подробно, я все должна записать.

Повисло гробовое молчание… Добровольцев не было. Учить беременную китаянку готовить европейскую еду нас теперь можно было заставить только под дулом пистолета. Она медленно обвела взглядом класс и остановилась на бедном французе:

– Ну?.. Какую кастрюльку нужно взять?

Тот испуганно дернулся и шепнул мне:

– Слушай, их там миллиард!

– Ну так как?

– Я не знаю, – заерзал он, – точнее, не знаю, как объяснить… это по сравнению с сосиками Rocket Science [3] … Спроси у девушек.

Но мы тоже отшатнулись, свят-свят! Училка, поджав губы, мол, вот так всегда – вы натворите, а разгребать – мне, перевела внимание на себя и пообещала к следующему уроку принести распечатанный рецепт, за что получила слова благодарности от китаянки, а еще больше от нас. И в классе надолго воцарилось молчаливое равновесие.

Наша контора давала большой отчетный. Проставлялись все отделения: модерн, степ, джаз, национальные всякие, современный танец и классическое, конечно. И мы с матушкой торжественно пошли…

Но для начала нужно предупредить о двух вещах: Здесь всё не так. Иначе. Другое полушарие. Даже вода в воронку в другую сторону закручивается, а нота «до» называется «си», что уж об укладе жизни говорить… Когда я впервые ходила на концерт школьного симфонического оркестра, где играл девятилетний сын моих друзей, они меня долго готовили и в красках рассказывали. Я их, конечно, заранее заверила, что я совершенно лояльный музыкант, а не какая там злобная самка, критиковать не буду, насмешничать тоже, и вообще я в восторге от того, что простая общеобразовательная школа имеет пару оркестров и хор, и все дети идут туда по своему желанию. Они обещали занять мне место, а я – постараться не опоздать…

Войдя в набитый зал, я страшно обрадовалась, что концерт еще не начался, оркестр вполшколы разыгрывался прямо на сцене, некоторые зрители еще сновали. Друзья мне помахали, я прошла к ним, села и начала бурно здороваться. Они, сдерживая хохот, зашипели:

– Чего ты орешь? Они уже играют!

И тут у меня случился натуральный шок. Причем я знала, что они ждали моей реакции, но совладать с собой не смогла… Эти, с позволения сказать, друзья укатывались, зарываясь носами в коленки, а я даже не могла подобрать упавшей челюсти. Точка опоры медленно, но неумолимо уплывала…

Попыталась выйти из оцепенения и сфокусироваться на сцене: дирижер – в цветастой юбочке и с распущенными волосами до пояса. Оркестранты – кто в чем – в шортах, во вьетнамках, в футболках, в рубахах навыпуск, корейцы – в галстуках и в глаженых брюках. Серьезен был только дирижер, остальные не напрягались, все играли как могли. Могли не все. Со стороны это выглядело так, будто людям дали минут пять на разыграться, и они быстренько повторяли свои трудные места, включая дирижера.

Из шока меня вывел ехидный шепот:

– Это Моцарт, не узнаешь?

Я стала беспомощно разводить руками:

– Но… но у них даже тональность плохо просматривается…

Друзья сорвались:

– А говорила – цыкать не будешь!

– Тональность ей подавай!

– А обещала – в восторге!

В общем, глумились, как могли.

Со временем я попривыкла к принципу такого образования: главное, чтобы ребенок занимался тем, что ему нравится, насильно никого не выучишь; никакого отсева и негатива, чтобы не образовалось ненужных комплексов и обид на что-то нереализованное в детстве, и тучи этих необиженных детей занимаются музыкой, балетом, спортом, всем на свете – в свое удовольствие и для расширения кругозора. К нашему колледжу это тоже относится: в классах занимаются не только те девочки, которые идут на «танцевальный» диплом, но и все остальные, например те, кто когда-то занимался балетом в разных студиях, или студентки, у которых основной диплом не классика, а другой танец (все обязаны пройти через станок), или те, кто учится на другие специальности. К тому добавим, что все студенты колледжа обязаны заниматься в любой спортивной секции, а также брать уроки любого вида танца, и те прелестницы, которые выбирают балет (в девятнадцать лет), добавляют массу пикантного в общую картину. Конечно, классы делятся по уровням, но суть от этого не меняется. Поэтому, когда грядет какой-нибудь концерт, то педагог всех вопрошает: «Кто хочет участвовать?» – и нет им отсева…

К тому моменту, когда мы с мамой пошли смотреть отчетный концерт, моя нервная система была вполне адаптирована, бурных эмоций и риторических вопросов почти не возникало, но, зная реакцию любого музыканта-земляка, я маман предупредила и подготовила основательно, хотя и понимала, что к такому подготовить нельзя, это надо пережить.

И второе маленькое предисловие: мама моя имеет два образования – хореографическое и музыкальное, преподавала танец и ритмику, но основное дело жизни – педагог-музыкант, все ее постановки проходили на высоком профессиональном уровне. И вот ее-то мне предстояло вести на отчетный…

Дорога была нелегкой. Маман шла напряженно и сосредоточенно, воинственно развернув все боевые знамена. Она готовилась к разгрому американской балетной школы и битве за честь русского балета, причем предполагаемый ответчик противной стороны был один – я (что, конечно, не было справедливо, но, кто когда-нибудь участвовал в идеологических спорах со своими мамами, знает, что о справедливости здесь речи-то не идет, нужен мальчик для битья, а на эту роль больше никого не предвиделось).