Последний Ковчег - Татьяна Сергеевна Богатырёва

– Нет, неужели ты правда не понимаешь? А сам такой весь из себя важный, такой серьезный, как индюк… Ха-ха-ха! «Тебе не понять, ты еще маленькая, ты не бывала у нас внизу…» Ха-ха-ха!

Дуг не выдержал и тоже засмеялся. Они хохотали и чуть не падали на койко-кровать Елены, застеленную шерстяным пледом с узорным орнаментом.

– Каюсь! Виноват! – веселился Дуг.

Когда они отсмеялись, Елена положила в коробочку сережку, выскользнувшую из руки Дуга.

– Твоя подруга влюблена в тебя, это же ясно как божий день, Дуг!

– Да нет, ты все неверно поняла, – заспорил Дуг. – Если она влюблена, почему же тогда рассердилась из-за песенки? Причем не на Пипа, который ее пел, а на меня. Я-то ведь песенки не пел!

– Просто она сама была удивлена, что влюбилась в тебя, глупый! И поняла это только из-за дразнилок этого вашего Пипа. И расстроилась. А потом расстроилась из-за того, что не знает, питаешь ли ты к ней ответные чувства.

– Да не может человек столько всего разом подумать из-за одной дразнилки!

– Еще как может, Дуг! Женщины – они такие. А ты сам?

– Что сам? Я не такой, конечно, как женщины. Чего мне такого всего надумывать про этого дурака Пипа…

– Да нет же, ты в нее влюблен?

Дуг смутился:

– Не знаю. Я как-то об этом никогда не думал. Ну, вообще о девчонках… Саша – она классная. Она бы тебе очень понравилась!

Он хотел еще что-то добавить, но тут замигала лампочка – в каюту постучали.

* * *

– Ничего себе у тебя бардак! – присвистнул Гектор, оценивающе глядя на кучу одежды на койке. Всю, что была в шкафах. И в этой же куче – и книги, и игрушки. А посреди этого великолепия – надежно укрытый пледом Дуг.

– Да так, уборкой занимаюсь как раз, – еле выдавила Елена.

– Что с тобой? Что с твоим голосом?

– Ничего, говорю, Гек. Все н-нормально.

– Тебе помочь?

– Что?

– Помочь тебе с уборкой?

– Нет, Гек. Спасибо. Не надо. Я бы на самом деле хотела побыть одна… э… разобрать тут все… к приходу мамы. Ну, знаешь, подумать.

Гектор скрипнул зубами. В последнее время, если что было не по нему – сразу злился. Характер чуть-чуть подпортился. Елена надеялась, что это все из-за работы на Проверках: там и нервы, и людей муштруют, и все время все в напряжении…

– А за сколько времени думаешь управиться? Скоро?

– Не знаю, трудно сказать наверняка, Гек. А что такое?

– Сегодня выступают комедианты, ты забыла? Ковчег проплыл еще один год. Ну да ты чего, потому ведь и собрание Советов. Неужели все вылетело из головы?

– Ох, Гек…

– Ясно.

Он все еще смотрел на нее подозрительно. Хорошо еще, что только на нее, куча на кровати, которая вот только что пошевелилась, его мало интересовала. Конечно, Гек ведь не ожидает от Елены такого… что она будет врать открыто прямо ему в глаза. Какой ужас.

– Гек, я прямо туда приду, не надо меня ждать. Я успею все тут… закончить.

По сути, она его просто выставила. Гектор уходил неохотно и с сожалением. Зная Гека, Елена точно могла сказать, что он сердится не на то, что она не захотела провести с ним время, а на то, что она чего-то недоговаривает. Наверняка напридумывает себе сейчас кучу всего… что у нее какие-нибудь проблемы. Ладно, главное, чтобы маме ничего не сказал.

Тут куча на кровати совершенно явственно прыснула. Елена опомнилась и кинулась раскапывать хохочущего Дуга. Нервозность перешла в смех, Елена тоже, уже второй раз за день, безудержно и весело смеялась.

– Я хочу показать тебе еще кое-что, – подумав, сказала Елена. – Через пару часов начнется выступление комедиантов, так что полпалубы соберется на это посмотреть. А мы проскользнем, оставаясь незамеченными…

– Куда проскользнем?

– Я не буду говорить заранее, ты увидишь и сам все поймешь. Пусть это будет мой тебе подарок. Ты же мне доверяешь, разве нет?

Дуг кивнул и еще подумал отстраненно, что, оказывается, смех может объединять людей не хуже, чем общее горе.

– Только мне надо переодеться, там, куда мы пойдем, нам придется лезть по трубе. И там все грязное, мама может заметить испачканную одежду. Ты отвернись, хорошо?

Дуг отвернулся.

На самом деле, показывая ему свое тайное место, Елена рисковала, наверное, даже больше, чем рискнула, приведя Дуга к себе домой. Туда, куда они отправились, хода не было не то что жителям трюма, но и всем, вообще всем, это было запрещено, и Елена не знала даже, чем это грозит, потому что, насколько она понимала, никто, кроме нее, не додумался так сделать. Ну, по крайней мере, о таких случаях ей не было ничего известно.

Они с Дугом пробрались в ангар, пролезли между рядами холодильников со скоропортящимися продуктами, прошли длинный узкий коридор, где пахло навозом – недалеко был расположен отсек для животных, – и наконец добрались до старой поломанной вытяжки. Именно по ней, как по трубе, им предстояло забраться, чтобы очутиться в наглухо заваренной снаружи подсобке.

Дуг не задавал никаких вопросов и молча следовал за ней, даже не стараясь запомнить дорогу. Наверное, пытался так показать, что тоже ей теперь доверяет.

Труба, широкая для Елены, оказалась тесновата для Дуга. Но ничего, думала Елена, если он застрянет, что-нибудь придумаем, а увидеть его реакцию на Еленину тайну – оно того стоило.

– Чулан? Мы полчаса брели по Кораблю и ползли по этой адской трубе, чтобы ты показала мне чулан?

Елена молча покачала головой и жестом попросила его помолчать: совсем рядом, за заваренной дверью, проходили люди. Она тихо, почти беззвучно приподняла и отодвинула в сторону старую коробку, забралась на сваленные лесенкой ящики и посмотрела куда-то в щель под низким потолком. Спустилась, и Дуг принялся повторять ее действия.

В щели было видно мутное стекло. А за ним – палубу. И небо.

* * *

– Так вот оно какое, небо. Совсем не бирюзовое, как нам всегда говорили, – произнесла Ева после долгого молчания. У Дуга не было сил ничего объяснять, он просто молча протянул ей руки, закатал рукава до локтей, чтобы она схватилась поудобнее, и пусть смотрит.

Серая, совершенно серая, низко висящая бесконечность – насколько он смог разглядеть сквозь стекло – показалась ему сначала чьей-то злой шуткой. А как же все те картины, морские пейзажи, которые им показывали в школе? Как же рассказы родителей, ведь они-то точно врать не стали бы, тем более про такое.

Низкое, мерзкого цвета небо и дождь, целая стена дождя. Ржавый край палубы и бесконечное черное море – неровное, недоброе, слепое.

– Тебе очень больно, – Ева произнесла это без вопросительной интонации, как утверждение. И кто тут после этого старший брат?