Идеал - Айн Рэнд

– Д-да… O, Боже!.. Да…

– Мне надо спрятаться. На одну ночь. Позволите ли вы мне остаться у вас?

– У меня?

– Да. На одну ночь.

Это была не его прихожая. Это был не его дом.

Он не мог услышать слова, которые только что услышал.

– Но вы… – он запнулся. – То есть… как… ну, почему вы…

– Я прочла ваше письмо. И подумала, что у вас меня никто не будет искать. И что вы захотите помочь мне.

– Я… – Он задохнулся. – Я… – Возвращаясь, слова обжигали его гортань, потерявшую все умение произносить звуки. – Мисс Гонда, пожалуйста, простите меня, вы знаете, как это бывает… то есть, если я не кажусь вам… ну если вам нужна помощь, вы можете провести здесь весь остаток дней своих, и если кто-то попытается… нет ничего, что я не сделал бы ради вас… если вы нуждаетесь во мне… во мне… мисс Гонда!

– Благодарю вас, – проговорила она.

– Проходите сюда, – прошептал он. – Не шумите… сюда.

Он провел ее вверх по лестнице, и она следовала за ним как тень, так что он не слышал ее легких шагов за своей тяжелой поступью.

Закрыв за собой дверь собственной спальни, он задернул шторы на окнах, а потом остановился, разглядывая ее бледное лицо, широкий рот, глаза, притененные длинными ресницами, глаза, видевшие слишком много, глаза, подобные звуку… глаза, подобные множеству звуков… глаза, говорящие то, что он давно хотел понять, всегда опаздывая на один, последний звук… глаза, готовые объяснить ему смысл того, что они говорили.

– Так это вы… – пробормотал он. – Это вы… Кей Гонда.

– Да, – сказала она.

Кей Гонда бросила свою сумочку на его кровать, сняла с головы шляпку и швырнула на его комод. Стащила с рук перчатки, и он с волнением увидел длинные прозрачные пальцы, ладони, казавшиеся призраком обыкновенных человеческих рук.

– То есть… вы хотите сказать, что вас действительно разыскивают?

– Полиция, – проговорила она, и спокойным тоном добавила: – За убийство, как вам известно.

– Послушайте, но они не могут арестовать вас. Только не вас. Это ни во что не укладывается. Если я могу что-то сделать…

Он умолк, прикрывая ладонью рот. В коридоре зазвучали шаги, тяжелые, торопливые, шлепанцы хлопали по босым пяткам.

– Джордж! – послышался из-за двери голос миссис Перкинс.

– Да, г-голубка?

– Кто это звонил у дверей?

– Н… никто, голубка. Кто-то ошибся адресом.

Они вдвоем стояли, прислушиваясь к удалявшейся по коридору поступи шлепанцев.

– Это моя жена, – шепнул он. – Нам… нам лучше помалкивать. Она женщина нормальная. Только она… она ничего не поймет.

– Если меня застанут у вас, – проговорила она, – это может повредить вам.

– Мне все равно… меня это не волнует.

Она улыбнулась ему той самой неторопливой улыбкой, которую он столько раз видел в бездонной дали, на экране. Только теперь лицо это находилось перед ним. И он угадывал слабый красный отсвет на ее бледных губах.

– Что ж, – моргнув, он беспомощно развел руки, – что ж, чувствуйте себя как дома. Можете заночевать здесь. А я… я спущусь в гостиную и…

– Нет, – ответила она. – Я не хочу спать. Останьтесь здесь. Нам, вам и мне, нужно поговорить очень о многом.

– O, да. Конечно… то есть… о чем же, мисс Гонда?

Она опустилась на постель, не замечая этого, так, словно бы провела в этой комнате всю жизнь.

Он присел на краешек кресла, поплотнее завернувшись в старый купальный халат, горько и неявно для себя самого сожалея о том, что не купил тот, новый, который понравился ему на распродаже компании «Дей».

Ее широкие, бледные, полные удивления глаза были обращены к нему, словно бы она чего-то ждала. Моргнув, он кашлянул.

– Холодная сегодня выдалась ночь, правда, – пробормотал он.

– Да.

– Такова Калифорния… Золотой Запад, – добавил он. – Солнце светит весь день, но становится холодно, когда… но очень холодно ночью.

– Бывает.

Ему казалось, что она ухватила в самой глубине его нечто непонятное, ухватила и стиснула своими невозможными голубоватыми пальцами, потом потянула, причинив боль, которую он помнил по временам, очень далеким, и теперь оказалось, что он в состоянии снова ощутить эту боль, заставившую его задохнуться.

– Да, – проговорил он, – ночью всегда холоднее.

– Дайте мне сигарету, – попросила она.

Вскочив, он залез в карман своего пиджака, извлек из него пачку и дрожащей рукой поднес ей. Он сломал три спички, прежде чем ему удалось зажечь четвертую. Она откинулась назад, красное пятнышко трепетало на конце сигареты.

– Я… такие вот я курю, – пробормотал он, – меньше раздражают горло…

Это мгновение он ждал сорок лет. Сорок лет… для того, чтобы увидеть изящный черный силуэт, присевший на постеленное на его кровати лоскутное покрывало. Он не мог поверить в это мгновение, но ведь ждал его. Ждал и знал, что ждет. Так что же он хотел сказать ей?

– Вот Джо Таккер – один мой приятель, так вот, этот Джо Таккер курит сигары. А я так и не привык к ним, – сказал он.

– У вас много друзей? – спросила она.

– Да, конечно. Конечно же, много. Не могу пожаловаться.

– И вам приятно быть с ними?

– Конечно, вполне приятно.

– А вы им нравитесь? Они уважают вас и кланяются вам на улице?

– Ну… ну, наверно, да.

– А сколько вам лет, Джордж Перкинс?

– В этом июне исполнится сорок пять.

– А вам будет тяжело – не правда ли? – потерять свою работу и оказаться на улице? На темной и одинокой улице, когда ваши друзья будут проходить мимо вас и смотреть в сторону, не замечая, как нечто не существующее в природе? И вам захочется закричать, обратить на себя их внимание, чтобы рассказать о ведомых вам великих тайнах, но никто не захочет услышать вас и никто не решится ответить?

– Но… когда… когда может случиться нечто подобное?

– Когда меня обнаружат у вас, – спокойным голосом проговорила она.

– Послушайте, – возразил он. – Не будем беспокоиться об этом. Вас здесь не найдут. И я не боюсь за себя.

– Они ненавидят меня, Джордж Перкинс. И ненавидят всех тех, кто принимает мою сторону.

– Но почему они ненавидят вас?

– Потому что я – убийца, Джордж Перкинс.

– Ну, знаете, если спросите мое мнение, я в это не верю. Я даже не стану спрашивать вас о том, почему вы сделали это. Я просто не верю.

– Если вы про Грантона Сэйерса… нет, я не хочу говорить о Грантоне Сэйерсе. Забудем о нем. Но я остаюсь убийцей. Во многих отношениях. Видите ли, я пришла к вам и, возможно, разрушу вашу жизнь – все, что вы считали своей жизнью целых сорок пять лет.