Сезон отравленных плодов - Вера Богданова

Женя смеется, и уши Ильи начинают полыхать, как будто их надрали.

– Это у меня других кассет просто не было с собой, – быстро отвечает он. Ищет знакомые лица рядом – не слышал ли кто?

Но все топчутся на другом конце комнаты, еле видны в мигающем полумраке. Кот прыгает и кривляется, срывает с себя майку, крутит ее над головой. Оборачивается, машет Илье и Жене – давай сюда, мол. Другая Женя машет ему в ответ, что-то напряженно обдумывает, затем допивает и бросает стаканчик на пол.

– А мне они до сих пор нравятся, – говорит и тянет Илью в толпу и музыку, в свою стихию. Она выгибает шею, подставляя ее редким лучам света, и в груди Ильи ворочается, вспухая, огненный шар в хрустальной тяжкой скорлупе.

– Моей! Не-вес-те! – орет Кот, напрыгивает сзади на Илью.

Затем хватает Женю и уносит ее прочь, кружит по залу, сбивая с ног людей, а Женя хохочет, запрокинув голову. Цветные вспышки высвечивают их кусками: лица, сплетенные руки, Женины волосы, убранные в хвост.

Илья возвращается к стене. Дождавшись раскрасневшуюся Женю, он трогает ее за локоть.

– Пойдем. Тут скучно.

Они обходят ДК и идут по полю вброд, через траву, на вид мягкую, но, когда ложишься на нее, колет спину, выпустив сухие стебли. Ночь прозрачна, ветрена. Кажется, что небо не наверху, а под Ильей, как дремотное зыбкое море. Кажется, они с Женей вот-вот провалятся в него. Мир слегка качается, воздух делается мягче, земля приветливей – Илью немного развезло.

Женя ложится рядом, тоже смотрит вверх, на звезды.

– Сколько их, да? – выдыхает восхищенно.

Угу, отвечает ей Илья, а звезды подмигивают: мы никому не сболтнем, ты не бойся.

Илья рассказывает Жене о системах и галактиках, о силе притяжения и черных дырах, о белых карликах и о том, что Солнце когда-нибудь разбухнет, прогорит и, уничтожив Землю, съежится. Как ядерная бомба, говорит Женя. Да, как бомба, отвечает ей Илья.

Женя рассказывает Илье, что ей по секрету рассказала Валя, что Марине он нравится. А Марина тебе как, спрашивает Женя, и Илья что-то плетет про веселую девчонку, хорошего друга, фигуру ничего так. Общий смысл понятен – Марина не сдалась ему сто лет в обед, – и, похоже, Женя этим ответом довольна.

– Ты когда последний раз виделся с бабушкой? – Она переводит тему.

Последний раз Илья приезжал на дачу в девяносто пятом. Как будто в другой жизни.

– Мама не хочет, – говорит Илья.

Вчера бабушка совала ему деньги. Позвала к себе в комнату, расстегнула кошелек и, робко улыбаясь, протянула несколько купюр – тихо, как взятку. Илья не взял. Не мог взять. Оставь себе, ба, сказал как можно мягче, но она расстроилась. Подумала, что он ей брезгует, наверное. Иногда Илье остро хочется что-нибудь сделать для нее, как-то помочь, ведь ему не все равно, но бабушка тоже отказывается. Говорит, не надо, Илюш, зачем ты, я позову, если потребуется. Илья знает, что не позовет. Того требуют правила их танца вежливости и невысказанной заботы: шаг вперед и два назад.

Матери, наоборот, все время требуется помощь, сколько Илья себя помнит. Отвести Дашку, привести ее из школы, посидеть с ней, помочь с уроками, приготовить обед, помыть посуду, сходить в магазин, прийти по первому зову в комнату и подать матери какую-нибудь мелочь со стола – казалось бы, руку протяни и возьми, но нет. Илья, как я замучилась с вами двумя, так говорит она, лежа пластом. Все мужики козлы, и ты, Илья, тоже им станешь, когда вырастешь. У меня нет жизни, все вам отдала, для вас все, и прикрывает глаза, как будто ее мучит головная боль.

Соседка по подъезду говорила Илье потерпеть. У мамы тяжелые времена, ты же понимаешь, втолковывала ему, когда встречала, а Илья стоял у мусорки, помахивал пустым ведром и думал, как сбежать на коробку за домом, откуда доносились крики пацанов и стук мяча.

– Хочу уехать, – вдруг говорит Женя. Она поднимает руку, углом между большим и указательным пальцами измеряет что-то в небе. – Куда-нибудь. Мы с Дианкой, я тебе о ней рассказывала, хотим снять комнату на двоих. Как поступлю в институт, найду работу и съеду. Может, на вечернее переведусь. Вот сейчас об этом думаю… – Женя умолкает, будто переводит дух. – Я как будто улетаю, знаешь? Так легко становится.

– Да, – говорит Илья и мысленно летит с ней рядом. –  У нас на районе парень был, Олег, – говорит он. – У него родичи бухали, папаша руки распускал.

Хороший друг был. Он многое понимал.

– Мотался по впискам, не хотел дома ночевать. Потом расстался с девчонкой…

Было бы из-за чего расстраиваться, конечно, дура дурой, но Олег ходил потерянный. Наверное, тогда они с Ильей стали меньше общаться. Илье рядом с ним становилось зло и грустно, а грустить и злиться он не любит.

– С компанией затусил, они сидели в подвале на Кирова, ширялись все время. Ну, Олег тоже стал. Передознулся, короче.

– Умер? – вздыхает Женя.

Перед глазами встал темный двор, и огни скорой всё переливались белым и голубым. Вытащили груженые носилки. Едва не выронили, поскользнувшись на обледенелых покатых ступенях в подвал.

– Ну да. Так его родаки только через месяц заметили, что его нет. Только когда им из школы позвонили. И знаешь, что я подумал тогда?

– Что?

– Будь у Олега деньги, он бы комнату снял. Спокойно уроки бы делал, он же… ну… не тупой был. Одевался бы нормально, дружил бы не с гопотой из подвала. Совсем другая жизнь была бы.

– Без денег ты никто, хочешь сказать?

– Из говна без денег трудно выбраться, вот я о чем. И чем глубже сидишь в говне, тем сложнее.

Женя молчит, смотрит на звезды. Явно хочет что-то сказать, но не решается.

– Что? – спрашивает ее Илья.

– Дело не только в деньгах. Я же не наркоманка. И ты не наркоман.

Илья и не смог бы ширяться или набухиваться до блевоты. Каждый раз, как хочется (а бывает, очень хочется), перед глазами встает Алик, его стеклянные глаза, красная морда.

Илья давно уже продумал план побега из говна в светлое Будущее. Сначала экономическое в Москве, потом переведется за рубеж по программе обмена студентами. И проблем-то возникнуть не должно ни по математике, ни по русскому при поступлении в финакадемию, там он все знает. Но школьная пятерка по английскому заработана кровавым потом, а на вступительных требования будут выше. Потому он читает статьи, слушает в интернете американское радио и вылавливает из шустрой речи смыслы. У не-го есть толстая тетрадь, в которую он записывает незнакомые слова и выражения. Он настроен на победу и ничего кроме нее не примет, несмотря на то что английский иногда просто не укладывается в голове, не стыкуется, оставаясь чуждым. То ли дело стрельба, там все понятно.

В прошлом году его одноклассница уехала учиться в Лондон. Ничего особенного, обучение ей оплатили родители. Но как он ей завидовал, этой фантастической легкости, возможности куда-нибудь сорваться, жить в кампусе, видеть настоящий Биг-Бен, а не тот, что на обложке учебника. И он решил, что этого всего добьется, ведь он же мужик. Он сможет. Он заработает достаточно, чтобы перевезти мать с Дашей в новую квартиру из той, где они сейчас, где соседи заливают раз в полгода и из-за этого потеки на стенах, как будто на них ссали (мать пару раз переклеивала обои, потом забила). Илья купит еще одну квартиру себе, жене и детям, машина будет у него злая и спортивная. И своя фирма. Он способный, он добьется. Ведь (смотри выше) он мужик.