22 шага против времени - Валерий Квилория

– Ни в коем случае, – любезно улыбнулся Шурка, – у меня всё строго по науке.

Фёкла Фенециановна взяла его под руку и повела к особняку.

Пойдёмте, князь, нас, верно, заждались.

Шурка шёл, машинально отвечал на вопросы любопытной помещицы, а сам напряжённо думал, каким образом исправить ситуацию. И придумал: надо вернуться в то время, когда Переверзев был ещё жив, и остановить игру, чтобы Лера его не обыграл. Для начала Шурка измерил время. Выходило, что с момента самоубийства Марьяна Астафьевича минуло два часа и четыре минуты. «Так, – рассуждал Шурка, – значит, мне надо попасть примерно на два с половиной часа назад».

– Хотите, – посмотрел он тогда на Переверзеву, – я вам ещё один фокус покажу?

– Будьте любезны, – согласилась помещица.

Шурка хотел было начать преобразование, как вдруг заметил движение в ближайших зарослях сирени. «Неужели опять коза?». Словно в подтверждение его догадки, оттуда донеслось блеяние. Недолго думая, Шурка подхватил с земли увесистый обломок ветки и запустил им что есть силы в кусты. Послышался звук падения тела на землю. Следом из зарослей выскочила любительница соляных статуй и понеслась отчаянным галопом прочь.

– Экий вы меткий, – заметила помещица.

– Это ещё что, – улыбнулся Шурка, – смотрите…

В следующий миг он исчез. Удивлённая, Фёкла Фенециановна осмотрела всё вокруг и, к своему изумлению, нигде князя не обнаружила.

В тот момент, когда перед помещицей вместо князя Александра оказалась пустота, сам Шурка ушёл на два с половиной часа назад. До рокового выстрела Марьяна Астафьевича оставалось менее получаса. Надо было спешить. Но тут на беду Шурку нагнал капитан-исправник на лошади.

– Здравия желаю, – приподнял он фуражку. – Вы, стало быть, тоже из князей Захарьевских?

– Так и есть, – улыбнулся Шурка, сообразив, что, вернувшись на два с половиной часа назад, он только-только распрощался с начальником уездной полиции.

– Это был ваш брат? – кивнул исправник в глубину парка, говоря о самом Шурке, который в это же время должен был прогуливаться в обществе Переверзевой.

– Ах, да, Александр, – сделал любезное лицо Шурка. – А вы, вероятно, сосед Марьяна Астафьевича?

– Воевали вместе, три компании прошли.

– Очень приятно, – сказал Шурка и попытался раскланяться. – А я как раз к Марьяну Астафьевичу спешу.

– Большого отчаяния человек, – словно не замечая его желания поскорее распрощаться, вздохнул Азбукин. – Завсегда вперёд солдат в атаку хаживал.

Порывшись в кармане, он выудил серебряный медальон.

– Гляньте-ко, князь, тут как раз заглавный подвиг вашего хозяина запечатлён.

Шурка, для которого каждая секунда была на вес золота, посмотрел из вежливости. На широченном медальоне в виде барельефа была отчеканена фигура офицера со шпагой в руках, который взбирался на верхушку крепостной стены и за спиной которого шли, ощетинившись штыками, солдаты.

– Герой, – подкрутил ус исправник. – Сиё случилось при взятии города Журжи. Народу там полегло немало. И не всякому удалось взять оный бастион. А вот Марьян Астафьевич преодолел. Да вы сами его расспросите. Так-то он молчун. Но ежели хватит лишку, то может поведать о баталиях былых…

Неожиданно Шурка понял, что если он сию секунду не распрощается со словоохотливым капитаном-исправником, то опять не застанет Переверзева в живых. Тогда снова придётся возвращаться назад во времени. А как это сделать и не запутаться после со всеми этими превращениями-возвращениями, Шурка мог только догадываться.

– Извините, – решительно вернул он медальон, – мне непременно нужно идти, иначе быть беде.

– Неприятность какая? – насторожился полицейский.

– Боюсь, рассердится Марьян Астафьевич за моё опоздание, – улыбнулся Шурка.

– Это они умеют, – подмигнул исправник и стеганул лошадь. – Поклон ему от сослуживца передавайте!

Распрощавшись с Азбукиным, Шурка обнаружил, что до самоубийства помещика остались считанные минуты. Не теряя времени даром, он вбежал в дом. Там царила тревога. Туда-сюда металась напуганная и безмолвная дворня. А со второго этажа доносились звон бокалов, бряцанье шпор и громкие крики.

Поднявшись в гостиную, Шурка застал там разудалое веселье. Лера сидел на диванчике с полным бокалом шампанского и, открыв рот, слушал помещика. Тот в форме подпоручика пехотного полка со шпагой на поясе стоял посреди залы, картинно подбоченившись одной рукой, положив на эфес[63]шпаги ладонь другой. На груди у Переверзева блистал орден Святого Георгия 4-й степени[64]. Под ломберным столом навалом лежали игральные карты и полдюжины пустых бутылок из-под шампанского.

Увидев друга, Лера обрадовался.

– Шурик, – начал он и тут же поправился. – Князь, не хотеть послушать рассказ очевидца, каков есть наш храбрый хозяин? Их честь даже получить орден.

Гордо выпятив грудь, Переверзев, который, судя по всему, был в сильном подпитии, выступил вперёд.

– За храбрость и мужество, – пояснил он, – оказанные во время сражения при городе Журже 21 февраля 1771 года, за вступление в ретраншамент[65]и за подавание примера своим подчинённым, а равно за поражение противника своими руками.

– Это где так? – присел на краешек дивана Шурка, свыкаясь с обстановкой.

– В Молдавии, – шепнул Лера.

– Да, – продолжил между тем помещик, – наш Смоленский полк всякого повидал. И дрались отчаянно, и турка били на славу. Под началом Суворова[66]нам был пожалован гренадёрский бой[67]. А при Ларге[68]да при Кагуле[69]полк и вовсе проявил чудеса храбрости.

– Это реки такие, – тихо пояснил Лера и, уже обращаясь к помещику, сказал громко: – Ваш обещал сказать о Кагульский подвиг.