Бандиты. Красные и Белые - Алексей Лукьянов

— Ну что, куда сегодня? — спросил Левка, обгладывая куриную ногу.

— В дозор.

— Какой дозор, Богдан, всю неделю уже в дозоре?! Просто так коней гонять по степи?

— Ясный сказал — ходить в дозор, значит, будем ходить в дозор, — процедил Богдан. Вид еды ему был противен, он пил квас на хрене и громко, долго отрыгивал.

— Левка дело говорит, неделю уже без дела болтаемся. Скучно! — подал голос Алпамыска.

Богдан вынул из кобуры маузер.

— Главным быть хочешь? Возьми и пристрели меня.

Алпамыска отвел взгляд. Странное дело: когда Петух был зажат в ладони или висел на шее, глаза у Богдана из серых превращались в зеленый да голубой. Никто из банды не мог выдержать взгляда этих разных глаз.

— Ясный говорит, что делать, и ни разу еще нам порожняк не подогнал. Когда мы с вами без куша возвращались?! — Богдан свирепо оглядел своих головорезов.

Те сидели, опустив глаза, и молча чавкали.

— Сказано: сторожим, пока казаки не пройдут. Как только засечем движение — будет новое дело. Пожрали?

Головорезы кивнули.

— Тогда по коням.

Богдан познакомился с Ясным в середине марта, через две недели после смерти дядь-Силы, когда толкался на вокзале в Алгае.

Александров Гай был небольшой железнодорожной станцией в Саратовской губернии, где формировались новые соединения Красной Армии. Богдан приехал сюда, чтобы в толчее упереть винтовку или револьвер, а, может, и деньжатами разжиться. Петух надежно страховал от опасности, так что за три дня толкучки он украл маузер, две винтовки Мосина, револьвер, семь золотых червонцев и ящик патронов. Однако у петуха была нехорошая особенность — от неприятностей он не спасал.

Петух, висящий на шее и холодивший грудь, помогал связать воедино то, что Богдан видел, из этих наблюдений делать неожиданные выводы и принимать правильное решение, но и только. К примеру, Богдан спер в толчее четыре пары новых сапог и нес их в тайник. По смятому лопуху, плохо прилаженной к забору доске и молчанию Тузика, запертого в тайнике, он понял, что там его ждет засада, и ломанулся прочь, но чья-то сильная рука уже держала его за локоть.

— Отпусти, больно! — зашипел Богдан.

— Не рыпайся, малой, а то башку отверну, — ответил мужик в форме краскома.

По поведению и голосу стало понятно, что выдавать Богдана краском не намерен. Были у него какие-то свои интересы. Он специально посадил в тайник засаду, чтобы отвлечь внимание Богдана, а когда тот заметался — поймал.

— Чего надо?

— Не ори, — спокойно сказал краском. — Ты же не хочешь, чтобы нас услышали?

Странное дело: Петух ничего не подсказывал Богдану. Опасен ли незнакомец, полезен — понять было невозможно.

Они отошли к глухой кирпичной стене какого-то амбара.

— Воруешь, значит? — спросил краском.

— Не ворую, а подбираю потерянное.

— Мудро. Не надоело по мелочи работать?

Богдан даже рот раскрыл.

Краском велел называть его Ясным и рассказал, что скоро через Алгай пойдет эшелон с продуктами, обмундированием и денежным довольствием. Если успеть к этому времени собрать надежных людей, то можно неплохо поживиться, да еще и Советам насолить.

Солить Богдану не хотелось, но как только было сказано про эшелон, петух вновь включился: оно, соглашайся! И Богдан не пожалел. Собранная им за неделю компания нормально провернула дельце и разбегаться не стала. С этого момента Богдан следовал за Ясным.

Ясный время от времени говорил, где и что лежит без должной охраны, причем не только у красных, но и у белых тоже. От Богдана и его людей требовалось только не попадаться. Связь держали через голубей, но иногда Ясный сам находил Богдана. Встречи казались совершенно случайными, но Петух говорил об обратном.

Неделю назад голубь доставил письмо, в котором Ясный просил не шуметь какое-то время, а просто прочесывать степь в поисках большого отряда казаков. Как только отряд будет обнаружен, следует известить о нем Ясного, и тогда он сообщит о новом деле. Без Петуха Богдан наплевал бы на приказы Ясного, но Петух говорил — дело верное, не сомневайся. Богдан мучился, что зависит от какой-то железяки, но железяка ни разу не ошибалась. Так что Богдан продолжал патрулировать степь.

Он не знал, каким именно путем пойдут белые, поэтому заминировал несколько возможных. Но именно сегодня — фигурка намекнула на это, едва Богдан вскочил в седло, — сегодня будет веселье.

— Пошли, — сказал он, и четверка всадников умчалась в закат.

Лёнька

Луна в небе висела огромная и желтая, почти как солнце, и пусть степь не просматривалась до горизонта, все было отлично видно шагов на сто.

Всадники и повозки ехали почти с идеальными интервалами. Ковыли качались, словно волны, казалось: прыгни щучкой, войди без плеска в это серебряное море — и накроет тебя с головой, останется лишь подождать, когда отряд проскачет мимо. Потом вынырнешь — и плыви на все четыре стороны.

Сейчас, когда страх, зной и мошка остались позади и можно было как следует поразмыслить над тем, как сбежать, Лёнька понял, что поторопился. То, что в поселке казалось простым и очевидным, в походе оказалось чрезвычайно сложным. Во-первых, Лёнька постоянно находился под боком у Милентия с Николой, и они не на шутку о нем пеклись. Во-вторых, отряд нарочно огибал все хутора и станицы на своем пути, чтобы не обнаружить себя ни единым чихом. В третьих же — и в главных! — Лёнька не знал, куда идти.

Получалось, что предупредить Чепаева о готовящемся нападении никак не получится. Оно, конечно, если подумать — ничего страшного. В конце концов, Лёнька не присягал Советам, и как раз даже наоборот — присягнул на верность Верховному Правителю, хоть и пальцы при этом скрестил. Но хотелось Лёньке, чтобы победили красные, а белые… ну, чтобы они просто ушли, несолоно хлебавши. Живые и здоровые по возможности.

— Чего задумался, Бедовый? — спросил Милентий.

— А? — не понял Лёнька. — Задумался? Так я это… бдю.

— Не бзди, — успокоил его Никола.

— Глухая тетеря, — обозвал друга Милентий. — Бдит хлопец, а не бздит.

— А чего бдить-то, за нас разъезды бдят. А то здесь бандиты пошаливают…

В этот момент раздался первый взрыв, в голове колонны. Кони испуганно шарахнулись в сторону, Николе стоило больших трудов сдержать свою пару, некоторые повозки все же понесло, и вскоре раздалось еще два взрыва.

— Ох, лихо, ох, лихо! Накаркал, щучий сын! — заругался Милентий на Николу и начал расчехлять пулемет. — Никак засада?

Однако стрельбы и новых взрывов не последовало. Казаки притихли и напряженно всматривались в степь, пытаясь разглядеть неведомого врага.