Сто оттенков страсти - Кристина Майер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она не хотела брать Лизу на воспитание? — догадался Алмазов.
— Нет. Но затем согласилась, — с каким трудом я этого добилась, ему знать необязательно. — Не могу сказать, что нам было легко, но мы как-то справлялись, — пожав плечами, сказала я. Вспоминать те времена не хотелось, а тем более вдаваться в подробности неприглядной истории.
Тетка очень жалела, что уступила, денег с трудом хватало на жизнь, так, по крайней мере, она говорила. Забота о грудном ребенке почти полностью легла на мои плечи. Мне было всего тринадцать, понятно, зарабатывать я не могла, поэтому приходилось ежедневно выслушивать упреки. Отношения наши совсем испортились, ведь молча сносить обиды я не умею. Но Алмазову об этом знать необязательно.
— Окончив школу, я поступила в художественный колледж, после первого курса устроилась на работу в частный детский садик, где веду уроки рисования, иногда выполняю заказы для издательств. Для удобства квартиру сняла в городе, добираться из станицы долго и накладно.
— Пенсию по потере кормильца и льготы получала ваша тетка? — перебил меня Алмазов. — Ты им еще и часть своих денег отправляла? — догадался он.
— Я не хотела, чтобы Лиза хоть в чем-то нуждалась. — да и скандалить тетка переставала, как только получала очередной перевод.
— Понятно, — протянул он холодно. — В какой-то момент ваша тетка решила начать жить для себя, нашла себе жениха где-то на сайте знакомств, бросив ребенка, умчалась за границу. Я прав?
«Почти».
— В станице мужики простые, в основном пьющие, а Наташа всегда считала себя достойной чего-то лучшего. Личную жизнь наладить не получалось…
— Вас винила? — вновь перебил он, а я повела плечами, не показывая ни да, ни нет. Хотя этот мужчина обладал удивительной способностью читать между строк. — Не хочешь — не отвечай, и так понятно. Как узнала, что Лиза в детском доме? — голос мужчины впервые звучал мягко. Неужели поверил, или это слуховая галлюцинация?
— Последние два месяца у меня не получалось вырваться в станицу: нужно было доделать несколько выставочных работ, горел заказ иллюстраций к книге, в детском садике готовили выпускной, на носу сессия, — слезы уже не получалось сдерживать. — Ната сказала, что у них все хорошо. Бурчала по мелочам, как всегда, я и предположить не могла, что она может так поступить с Лизой.
Алмазов не перебивал, ждал, что я еще расскажу.
— Два дня она не отвечала на телефонные звонки, утром я собралась ехать к ним. Ночью того дня мне на почту пришло письмо от Наты, где она объясняла мотивы своего поступка. Она специально все скрывала, знала, что я не позволю ей так поступить, — вспоминать, что со мной тогда творилось, не хочу. Прорыдав всю ночь, утром отправилась на поиски Лизы, ведь тетка не дала адрес детского дома. На мои гневные письма она не отвечала, хотя регулярно проверяла почту.
— Не реви! — строго прозвучал его голос, но так, будто его мои переживания волнуют. — Ты своим водопадом не поможешь племяннице. Если ты сказала правду, Лиза ни в чем не будет нуждаться, — человек в Алмазове вмиг исчез, сейчас передо мной сидел бездушный адвокат. — Я обеспечу вас всем необходимым, но прежде чем оформить опеку, ты подпишешь определенные документы. Попробуешь выкинуть какой-нибудь фокус, Лизу я отберу, и ты ее никогда не увидишь, поняла?
От его угрозы стало реально страшно. Если Алмазов, что-то для себя решит, ни перед чем не остановится. Мне бы только Лизу забрать…
— Мне ничего не надо, — гордо заявила я.
— Тебе ничего и не предлагаю, — усмехнулся он. Встал из-за стола и поставил свою тарелку в посудомоечную машину.
— Я уберу, — предложила я.
— Как хочешь, — равнодушно бросил он и направился на выход.
— Почему ты приехал ночевать сюда, а не отправился в лоно семьи? К жене?
— Это не твое дело, — застыл он в дверях. — Вопросы оставь при себе. Я обещал помочь, я помогу… Больше тебе знать ничего не надо.
— Тогда и ты больше ни о чем меня не спрашивай. Будешь настаивать, не жди, что услышишь правду!
— Тон сменила! — резко обернулся он.
— И откуда в тебе столько заносчивости? Я тебя не боюсь!
— Да? Не боишься? — ухмыльнулся он недобро, но пока оставался стоять на месте, а я чувствовала себя загнанным зверьком. Смело смотрела ему в лицо, а внутри все дрожало.
«Что Алмазов задумал?»
Не успела я ойкнуть, как оказалась сидящей на столе с задранной почти до талии футболкой. Его руки удерживали меня за бедра. Чувствовала себя кроликом, которого хотел сожрать удав. Как бы я ни силилась, отвести взгляд не получалось, он словно меня заколдовал.
— Что ты делаешь? — голос дрогнул, выдавая страх, который я пыталась скрыть.
— Проверяю, твоя кожа и правда такая гладкая, или мне показалось. — его ладони медленно скользили по обнаженной коже ног, вызывали какой-то непонятный трепет во мне.
— Показалось! — попыталась сказать жестко, но не вышло, голос дрогнул. Опустила руки на его крупные ладони, отбросила их в сторону, хотя понимала, что Алмазов позволил мне это сделать. — Не смей! — вспомнив сестру, холодно произнесла.
— Твои глаза мне говорят совсем о другом! — и пусть Алмазов больше меня не касался, его потемневший взгляд и неровное дыхание смущали. Лучше бы он подавлял, чем заставлял испытывать такие странные ощущения!
— Ты плохой психолог, — взяв себя в руки, ответила я. — Там плещется ненависть, и именно ее ты видишь!
— Попробуй убедить в этом себя, меня тебе убедить не удалось, — развернувшись, он вышел.
«Что со мной происходит?» — пытаясь унять свое сердцебиение, подумала я.
Катя
Катя
— Ты перестанешь трястись? — раздраженно спросил меня Алмазов, усаживаясь рядом со мной в такси. — Думай о том, что ты скоро увидишь Лизу.
«Выискался тут психолог!»
— Ты реально думаешь, что меня это должно успокоить? У меня акрофобия!
— Нет у тебя никакой фобии, ты просто боишься изведать что-то новое. Ты весь вечер вчера просидела на подоконнике, и никакой боязни высоты не испытывала, — откинувшись на спинку сидения, он прикрыл глаза.
— Значит, у меня аэрофобия!
— Откуда ты знаешь, если до этого ни разу не летала?
— Знаю!
— Это мы сегодня и проверим. Хотя больше похоже на то, что ты пытаешься вынести мне мозг, — открыв глаза, посмотрел Алмазов на меня. — А теперь помолчи немного, нам почти час ехать, я хочу подремать, — устроившись удобно, насколько позволял небольшой салон машины, он закрыл глаза.
«Подремать он хочет?!»