Где кот идет - Игорь Водолеев

– Какой Павлик? – не понял Кортин.

– Это я, – терпеливо объяснил Белоу. – В двадцатом веке меня звали Павел Белов. Пойми, мил человек, не могу же я жить столетиями под одним именем. Внешне я не меняюсь, а с годами это бросается в глаза. Как говаривал Гаджи Гаджиев, мой знакомый из Баку, «честного человека, канэшна, нельзя купить. Но его, канэшна, можно продать». Стоит соседям настучать, куда надо, и казенная квартира мне обеспечена. Власть есть власть в любые времена. Государство не любит непонятки в отдельных гражданах. Паулем Белоу я стал уже в текущем столетии. В прошлом веке меня звали Поль Белини, а в позапрошлом – Пауэл Белл. Мне проще, а соседям хлопот меньше.

– Понятно, – кивнул Кортин. – Вместо Пети в Приморск поехал ты.

– Да нет же! – рассердился Пауль. – Я остался дома, а в Приморск поехал Петя, потому что мы с ним поменялись местами. Я решил, что наказание чрезмерно сурово, так как Петя не замышлял ничего дурного, а кошка даже не пискнула. Я сам предложил брату поменяться, поскольку мы с ним абсолютные близнецы. Нас только мама могла различить, и то не всегда. Мы разработали план. Петя заранее вышел якобы погулять, а сам спрятался в подвале. Когда отец вышел из дома, чтобы поймать такси, я спустился в подвал и отдал свою куртку брату. Петя переоделся и спокойно вышел к отцу. Я сидел в подвале, пока они не уехали. Думаю, отец так и не узнал о подмене. Вот если бы лодку унесло в открытое море, то братик наверное признался бы. Но мина появилась неожиданно и Петя так и погиб под моим именем. Мать потом рассказывала, что когда сообщили о трагедии, я закричал, что это я во всем виноват, после чего потерял сознание. Помню только стены палаты в больнице и долгие месяцы лечения. В те времена лечили всерьез. В общем, из клиники я вышел с обширным провалом в памяти. Все, что со мной случилось с пяти до семи лет, я забыл навсегда. Мать молчала долго. Я не подозревал, что у меня когда-то был брат близнец. Потом случайно все раскрылось. Тогда я вспомнил библейскую притчу о Каине и понял, что навсегда виноват перед братом. Я был слишком мал, чтобы уйти в запой. Я начал писать. Помню, сначала голова была пустой и звонкой, как вымытый котелок. Первые стихи назвались «Минное поле». Странная штука, человеческая психика. От шока теряешь память, через много лет узнаешь, что по твоей вине погиб твой генетический близнец, твое второе я. А в результате из тебя, как из мешка, начинают сыпаться стихи о войне. Откуда что взялось! Уже потом, когда я начал заниматься в литобъединении, мне объяснили, что так бывает. Творческая мысль сама перекидывает мостик от частного к общему.

Белоу встает и подходит к пульту управления. Побарабанив пальцами по панели, он возвращается обратно.

– В десятую годовщину трагедии я поехал в Приморск к тете Лире. Взял у нее лопатку, ведро с водой. Саженец дуба я привез с собой. Решил в память об отце и брате посадить у Чёртова Камня дерево. Лесом дошел до поляны, выбрал место. Посадил деревце, присыпал. Вдруг под лопату попадает череп. Я сразу понял, что это старые вепские дела. Череп казнённого пленника, кости которого волки давным-давно растаскали по лесу. Я поставил череп у Камня и тут все началось…

Белоу наклоняется к Кортину и заглядывает в глаза.

– Сначала из-под черепа ударила струя пара. Я подумал, что это гейзер и ткнул в дерн лопатой. Но это был не гейзер. Под слоем дёрна оказался тайник, прикрытый металлической плитой. Как только лопата звякнула о металл, сработала звуковая сигнализация. Звук шел, как от большого органа – мощный и гармоничный. После сигнала плита сдвинулась, из колодца вылетел аппарат в виде серебряного яйца величиной с пляжный мяч. Яйцо зависло надо мной, но я не испугался, а сразу подумал о марсианах. Только не о тех, что Герберт Уэллс в «Войне миров» описал, а о хороших, добрых, значит. Ты спросишь, почему я решил, что он добрый? Во-первых, музыка была приятной, а не угрожающей. Во-вторых, я уже давно читал «Технику-молодежи» и понимал, что высокоразвитая цивилизация должна быть гуманной.

– Это не мог быть марсианин, – пискнул Кортин.

– Разумеется, нет! Это был космический зонд, кибер-матрикс в корпусе из жидкой металлокерамики, посланник древней инопланетной цивилизации. И я вступил с ним в контакт.

– Сколько же он пролежал в тайнике? – заёрзал Кортин.

– Больше семи тысяч лет. Аппарат пролетал через созвездие Тельца, когда произошел взрыв Сверхновой, отмеченный в древней китайской хронике. Это была самая крупная космическая катастрофа за последний миллион лет. В момент взрыва силовые поля деформировали пространство и разорвали канал гиперперехода, который зонд прокладывал для возвращения домой. Значительный участок канала попал в сферу действия гравитационных сил, которые свернули его в кольцо, ставшее вечной могилой для всех объектов внутри. Повреждённый зонд успел скользнуть в отросток, загнувшийся в сторону Плеяд. Аппарат в один миг пролетел расстояние свыше шести тысяч световых лет и вывалился из гиперпространства внутри Солнечной системы.

– Понимаю, – моргнул Кортин. – Он был серьёзно поврежден и выбрал для вынужденной посадки нашу планету в надежде на помощь. А здесь оказался каменный век.

– Верно! Кибер-матриксу здорово не повезло. Его ресурсы были истощены. Зонду не оставалось ничего другого, как закопаться в земной шар и ждать расцвета нашей цивилизации.

– А ты его раскопал?

– Железная лопата ввела его в заблуждение, – объяснил Белоу. – Там, на своей планете, все необходимые материалы они уже давно синтезируют из протонов. А синтез железа у них считается высшим пилотажем. Вот матрикс и вылез на запах железа, решив, что настал его звёздный час. Откуда бедному киберу было знать, что железо можно получать примитивной плавкой, как у нас? О методах углеродистого восстановления железа из руды они давно забыли.

– А ты не спрашивал, откуда он прибыл?

– Спрашивал, конечно. Геля, держись за кресло, сейчас упадешь. Пришелец раскололся, как на допросе, что прибыл из величайшей галактики нашей Вселенной. Хвастал, что его звёздный остров по своим размерам в пять раз больше нашего Млечного Пути. При этом он «забыл» сказать, как к ним лететь. Да я сам потом вычислил. Даром что ли шесть лет штаны просиживал в университете. Сейчас и ежу понятно, что его галактика числится в каталоге Мессье как объект № 31. Иначе говоря, туманность Андромеды.

– Минуточку, – задумался Кортин. – В созвездии Андромеды насчитывается десятка два галактик. Крупнейшая из них имеет условное обозначение НГЦ224. Если это она, то до его планеты не менее двух мегапарсек. Не близко!

– Все верно! Этот кибер летел из невероятной дали, видел множество прекрасных миров, а нашёл свой конец на окраине нашей галактики, в системе рядового жёлтого карлика.

– Так он погиб? Умер?

– Вряд ли это можно назвать смертью в обычном смысле слова. Просто биомолекулярный мозг, состоящий из апериодических кристаллов, связанных углеродными и фосфорными нитями, вдруг превращается в лужицу жидкого стекла. Когда кибер понял, что наша техника двадцатого века ему не поможет, он обратился ко мне с последней просьбой.