Тамбовский квартет. Галопом по Европам - Сергей Панарин

Еноты возмутились:

– Какие мы тебе чужаки, Тадеуш?!

Анджей и Кшиштов выступили слаженным дуэтом.

– Ага, это как есть братцы-еноты! – менее строго прогундосил охранник. – А третий кто? Я его не узнал.

Кшиштов посмотрел на брата.

– Это Тадеуш, наш крот, – прошептал Анджей. – Слепой, как червяк, но зато слух у него – о-го-го. Представься.

– Не шепчитесь там, я все слышу! – донеслось до троицы.

– Вот, что я говорил? – усмехнулся Анджей.

– Третий – иноземный гость, зовут его Гуру Кен, – представил Кшиштов австралийца.

– Так вот о ком передала весточку Ядвига! – протянул новый голос совсем с другой стороны. – Здравствуй, иностранец.

Кенгуру обернулся. На опушке стоял бобер. Роскошный темный мех играл на солнце, широкая щекастая мордочка выражала крайнюю деловитость и собранность. Два мощных резца сверкали, будто в рекламе зубной пасты. Гуру Кен чуть не рассмеялся, но догадался сдержаться. Зачем обижать незнакомцев?

– Я – Войцех, местный воевода, – отрекомендовался бобер.

– Воевода?! – прыснул австралиец, сожалея, что все-таки рассмеялся.

– Если есть кенгуру-боксеры, то можно допустить и существование бобров-воевод, – невозмутимо пожал плечами Войцех.

– Да-да, простите. – Гуру уставился в землю.

– Мы рады любым гостям, – продолжил бобер. – Проходи в цитадель Ордена и будь нашим другом. Немного погодя отыщутся твои спутники, и их проводят сюда.

Кенгуру прошел по тропинке, миновав подслеповатого крота. Братья-еноты и бобер проследовали за гостем.

За стенами сидели несколько зверей, в основном суслики и бобры, да птицы – малиновки, воробьи и пара ворон.

– Вы здесь живете? – спросил у них Кен.

– Да, – ответил старший из сусликов, явно испытывающий страх перед большим кенгуру. – Это еще не все. Например, кабан убежал в дубраву, а…

– Не трепись, – сказал Войцех. – Не волнуйся, уважаемый гостюшка, позже ты со всеми познакомишься. Ты попал к нам в сложное время. Мы рады любой помощи.

Усадив гостя на почетное место, бобер поведал Гуру Кену о скором нашествии людей. Австралиец выслушал, сочувственно кивая и цокая языком.

– И какой у вас план? – спросил кенгуру, когда Войцех замолк.

– К сожалению, пока никакого. Ядвига думает, мы думаем, все думают. Матушка Ядвига очень умная… Был бы у нас план, разве стал бы я докучать тебе нашими проблемами? Пойми, чужестранец, мы в отчаянье!

Гуру посмотрел в глаза воеводы. Да, он не врал. Только отчего все так драматично? Ну, подумаешь, руины разрушат! Лес большой, можно уйти и никогда не встречаться с охотниками, которые сюда понаедут. Кенгуру недоумевал.

Бобер вскинул бровь:

– Удивляешься… Чему?

Кен объяснил. Войцех задумчиво помолчал, потом промолвил не без напыщенности, но искренне:

– Мы же боремся не только за эти священные для нас руины. Мы боремся за то, чтобы все вокруг оставалось таким же, как при наших дедах. Чтобы еды было в достатке, чтобы вода оставалась чистой, чтобы деревья охраняли нас от ветра и зноя, чтобы на нас не охотились. Мы за свою родину боремся.

Медленное течение отнесло лодку за поворот, и Лисена с Петером облегченно вздохнули. Теперь рыбаки их не увидят.

Чуть позже угонщики услышали удивленные, а затем и разъяренные вопли людей.

– Поздравляю, Петер, ты теперь самый настоящий ворюга, – сказала лиса.

– Как?! – недоуменно воскликнул петух, аж подпрыгивая от негодования. – Я?

– Я-я! – поддакнула по-немецки рыжая, уже не скрывая насмешки. – Угон плавательного средства. Разве это не воровство?

– Это возмутительно! Я есть честный гражданин!

– Ладно, не голоси ты так. Лучше быть немного вором, чем вкусным честным гражданином на вертеле у двух странных мужиков, которые ловят рыбу «телевизорами».

Певец вспомнил, как сидел на дереве, ежесекундно боясь попасться на глаза рыбарям, и его совесть тут же успокоилась.

Тем временем лодку подтянуло к бережку. Ивы расступились, лодка ткнулась носом в крутой травянистый подъем.

– Пора на землю, Петер, – бодро скомандовала Лисена.

Она перепрыгнула через резиновый борт. Петух перелетел следом.

Рыжая оглянулась на лодку.

– Жалко оставлять такую полезную вещь, – вздохнула лиса. – Впрочем, рыбка уже переместилась в мой живот… Пусть плывет.

На ночлег бродяги устроились тут же, возле реки, только поднялись к лесу, там и облюбовали местечко под огромным пнем. Петера испугали корни, торчащие в разные стороны подобно щупальцам морского чудовища, но он столько сегодня перетерпел, что быстро успокоился. «Если что, то эти щупальца сначала схватят Лисену, – рассудил петух. – Ведь она больше меня и наверняка вкуснее».

Еще до рассвета Лисена и Петер очнулись, почуяв неладное. Над ними нависла тень. Гамбургский тенор плохо видел в сумерках, зато рыжая просто спятила. Она закричала:

– Михайло, Михайло Ломоносыч!!! Понял, чучело пернатое? Живой, живой!!!

Лиса бросилась обнимать медведя.

– Кхе… Василиса, я рад тебя, то есть вас обоих видеть, – смущенно пролопотал косолапый. – А где остальные?

– Мы свалились на остров, вот выплыли, остальных не встречали, – выпалила Лисена.

Ее хвост неистово мел землю.

– Угу… – Михайло уселся. – А кто оставался в корзине, когда вы из нее вывалились?

– Серега.

– И все?!

– Все.

– Вы слышали, как корзина бьется о воду?

– Нет, она была лететь еще высоко, – подал голос Петер.

– Значит, наш санитар леса на другом берегу, – заключил косолапый. – И он наверняка ждет нас возле упавшего шара.

– Ты быть уверенный?

– Ну, я бы сам так поступил. Должны же мы где-то собраться? Как ни глупо это звучит, единственное место, которое все мы здесь знаем, – это наш упавший монгольфьер.

– Дура! – воскликнула вдруг Лисена. – Дуреха первостатейная! Зачем я упустила вчера лодку? Мигом перебрались бы к Серому! А как теперь?.. И ты, Петер, хорош! Мог бы хоть раз подумать гребешкастой своей головой.

Петух смущенно потупился.

Ломоносыч с интересом понаблюдал за внезапной вспышкой лисьего самобичевания, потом велел:

– Не кричи, Василиса. Лучше пробегись вон на тот пригорок да погляди на реку.

Рыжая послушалась. Она забралась на холм, поросший молодыми дубками, посмотрела поверх ивовых зарослей на воду.