Кофе с корицей для снежного ангела - Олеся Рияко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хмурюсь, нащупывая что-то неприятное в памяти, но все путается. Кажется, я поссорилась с кем-то… быть может даже подралась. Неужели ограбили? Изнасиловали?! C ужасом прислушиваюсь к себе, но никакой боли, кроме как в перебинтованной голове, не ощущаю…
«Ладно, не все сразу» — думаю я, и уверенно жму на кнопку вызова медицинской сестры — не хватало еще рождество в больнице провести! Нужно было срочно выписываться из этого сонного царства.
В американской больнице мне уже довелось побывать, когда на работе неудачно разбила чашку и рассекла вену на руке. Тогда почти пять часов пришлось беседовать с дежурным психиатром, доказывая, что я не пыталась вредить себе, а все получилось совершенно случайно! И да, я постоянно что-то разбиваю. Если уж говорить начистоту, Колин знает далеко не обо всей посуде, что была уничтожена мной в «UpCup» за без малого полгода работы.
Но такая вот я, криворукая Анна Сомова. Все то я делаю через одно место — кофе наливаю, соседей нахожу, выхожу замуж.
Поразило отношение к пациентам; подчеркнуто вежливое, участливое… примерно так же поразило, как счет от страховой, пришедший после того случая в конце месяца. Поэтому нужно было смыться из больницы как можно скорее! Представляю, сколько стоит ночь в таком однозвёздочном отеле.
Медсестра не заставила себя ждать. Пришла, аккуратно распахнув дверь, и одним только своим присутствием заставила всех присмиреть: пожилая сплетница отложила вязание, а гангста-герл перестала жевать жвачку — воровато спрятала белый комок за ухом и углубилась в изучение каталога, теперь уже изображая неподдельный интерес.
Невысокая круглолицая мексиканка выглядела строго. Сразу было понятно, что у нее не забалуешь.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она, проверяя карточку, висевшую у моей кровати. Нашла нужную строку и чиркнула пометку. Видимо отметила время моего пробуждения. — Головная боль? Сухость во рту? Тошнота?
— Да, — хриплю в ответ, — все это есть.
Женщина кивает и отходит к тумбе под телевизором. Достает и наполняет из кулера высокий пластиковый стакан, кидает в него трубочку и ставит на приставной столик возле меня.
— Пейте маленькими глотками, но не все сразу. От этого может вырвать. У вас сотрясение средней тяжести, доктор уже провел осмотр и назначил лечение. Анализы в порядке, нужно будет только понаблюдаться у врача. Из неприятного — пришлось сбрить немного волос у вас вот здесь, — я охнула и коснулась головы над ухом, — чтобы зашить рану. Но не переживайте, это все легко скрыть хоть с распущенными волосами, хоть с хвостом.
В самом деле верилось в ее слова с трудом. Пришлось подавить желание немедленно размотать бинт и осмотреть работу травматолога. Шрам, наверное, страшенный и на полголовы, поэтому она со мной такая милая, хотя по реакции других женщин в палате сразу ясно, что цербер!
— Помните что-нибудь? — Спросила она, испытующе посмотрев мне прямо в глаза.
— Почти все. — Отвечаю честно. А потом, как по учебнику, начинаю врать. — Кажется, я вышла в магазин из дома, а потом бац! Словно что-то в голову прилетело. — И смотрю на нее робко, поверила или нет?
Не поверила. Сразу видно. Прищурилась и что-то еще написала в карточке. На маленьком бейдже, приколотом к ее широкой налитой груди, вижу наконец имя «Лурдес Альварес» и говорю:
— Мисс Альварес, прошу вас, могу я пойти домой? Все же рождество…
— Миссис. — Поправляет меня она, хмурясь еще сильнее. — Можно просто Лурдес. — И вдруг подходит ближе и наклоняется так, что я начинаю чувствовать приятный, еле уловимый запах ее духов… или дезодоранта. — Милая, ты должна сказать, если тебя жених обидел. Мы ведь не хотим тебе зла, ты же понимаешь?
Хлопаю глазами, все же не понимая с чего такой разговор, но не задумываясь начинаю отпираться. Если подумают, что я стала жертвой преступления, то ни за что не отпустят. Хотя, что если и правда стала?
— Нет-нет, что вы! Такого не было. Говорю же — я все хорошо помню. Возможно, обокрали меня… но, если вы говорите, что все в порядке, то я просто рада что жива. Черт с ними, с вещами! Мне бы домой, Лурдес. Поймите, очень не хочется тут в канун Рождества одной остаться.
— Ладно. — Внезапно сдается та, и вешает карточку обратно на спинку кровати. — Пришли тут за вами, но одну бы мы и так не отпустили. Человеку с сотрясением мозга, как минимум в первые сутки нельзя оставаться без наблюдения. Ох, чувствую, что вы не договариваете, только не пойму, что. Главное себе не вредите, девушка. За вас о вас же никто заботиться не будет. Давайте одеваться.
Мне позволили только снять больничную рубашку и надеть носки, все остальное на меня натягивала медсестра. Джинсы скинни, белая майка с каплями бурой крови и свитер крупной вязки с совсем уж откровенными пятнами. По всему было видно, что из раны на моей голове не слабо так хлестало. Выглядела я сейчас, наверно, как участница перестрелки на районе.
Миссис Альварес помогла мне усесться в кресло-каталку и, под завистливыми взглядами несостоявшихся соседок, выкатила из палаты. Сначала к аптечному пункту, где мне выдали пакет лекарств и назначение, а затем к небольшой кладовой, где в руки сунули пакет с тем, что было при мне.
Куртка, также имевшая на себе следы моего алого ДНК, пара грубых трекинговых ботинок, купленных в спортивном отделе обуви по неслыханной распродаже, наручные часы с Микки Маусом, которые я подарила себе, исполнив мечту детства — посетив Диснейленд. Вот и все «добро». Не было даже ключей от квартиры.
Ключей от квартиры… что-то шевельнулось внутри от этой мысли. Что-то злое и неприятное, но я не успела сформулировать что именно — мы вывернули в коридор, в конце которого из стороны в сторону ходил высокий брюнет в длинном сером пальто.
Увидев меня, он улыбнулся. Сначала неуверенно, а потом почти счастливо, и бодро зашагал нам навстречу.
Нет, я не испугалась. Просто странный завсегдатай «UpCup» был совсем не тем, кого я могла бы ожидать здесь увидеть. Уж скорее Колин бы побросал дела и приехал забрать меня из больницы — у него график смен был дырявым насквозь и бариста, готовые работать за десять долларов в час, были ему роднее бывших жен и двух дочек от разных браков.
— Анна, я так рад, что с тобой все хорошо! — Сказал любитель рождественского латте… я бы сказала, взволнованно. Взгляд его теплых карих глаз скользнул по бинту на голове, рукам, ногам. Я готова была поклясться, что он практически ощупывал, все ли со мной в порядке!
Внутри шевельнулось подозрение… а точно ли я помню все, что со мной случилось? Вдруг это из-за него у меня теперь нет клока волос и здоровенный шрам…
Да нет, дичь какая-то. Этот добродушный тюлень в пальто вряд ли смог бы поднять на кого-либо руку. Доброго человека ведь сразу видно — по глазам, по улыбке, по тому, как он двигается и говорит.
Мое молчание затягивалось и Лурдес начала подозревать неладное. Наклонилась к самому моему уху, прошептала: