50 & 1 история из жизни жены моего мужа - Екатерина Великина

Уже через несколько часов выяснилось, что моя мама ни капельки не заинтересована в хомяках, а в цирковых хомяках в особенности.

– Это что это за грязная мышь? – спросила она и ткнула пальцем в коробку из-под обуви.

– Это хомяк Никифор, мама, – ответила я. – Если ты его чуть-чуть потренируешь, он научится прыгать через кольцо.

– Какое еще кольцо? – Мама нахмурила брови и приняла угрожающую позу.

– Г-г-горящее, – не моргнув глазом соврала я. – Мы его одеколоном обольем и подожжем.

– Хомяка? – изумилась мама.

– Нет, кольцо, – расстроилась я. – И вообще, не нравится хомяк – купи мне собаку.

Взвесив «за» и «против» и прикусив нижнюю губу от какого-не-скажу чуйства, родительница вздохнула и сказала:

– Путь это живет, но только как-нибудь так, чтобы на глаза не попадалось и не пахло.

– Конечно, мамочка, – отрапортовала ей я.

Через месяц стало ясно, что Никифор – по сути уникальное существо. Во-первых, он был абсолютно невидим, а во-вторых, смердел так, что родственники периодически спрашивали: «Кать, это у тебя живое или уже протухло?»

– Пока живое, – вздыхала я, к тому времени уже окончательно разочаровавшись в мышезаводстве.

Когда он не ел, он спал, а когда он не спал и не ел, то гадил и кусался, ухитряясь делать это одновременно. Беда закончилась в тот день, когда это помебелировалось очередной коробенкой для физзанятий. В одно прекрасное утро у Никифора приключился умственный коллапс: придвинув коробок к краю ящика, он сбежал в большой мир, предварительно пожрав бабкину рассаду на подоконнике. Больше мы его не видели.

Нумером два была черепаха Чубчик. В этой жизни Чубчик сделала только две неправильные вещи: она ухитрилась родиться черепахой и в момент продажи высунула свою зеленую башку не в сторону продавца, а вовсе даже в сторону покупателя.

– Ой, эта черепашка смотрит прямо на меня! – возликовала я и отдала двадцать рублей кассирше. – Пойдем со мной, глупенькая!

И она пошла, точно агнец.

Нет, в отличие от хомяка с Чубчиком никаких проблем не было, и мы вполне счастливо просуществовали до конца лета. Беда приключилась в тот день, когда мы с мамой улетали на Север. В суматохе, среди бесконечных сборов-паковок и вызовов такси, я просто-напросто забыла коробку с черепашкой на диване.

– Не переживай, – успокаивала меня по телефону бабушка. – Уж за рептилией твоей присмотрю.

«Присмотрела», засранка старая. Зимой, когда Чубчик впала в спячку, поднаторевшая на цыплятах бабуся решила, что животное издохло, и спустила его в унитаз.

– И не спорь со мной, она воняла, – отвечает она мне до сих пор, когда я пытаюсь обвинить ее в смертоубийстве.

Третьей была Бетька. Рыжий-бесстыжий мой эрдельтерьер. Про нее я ничего не хочу писать. Я ее любила, тринадцатилетней она умерла у меня на руках. Больше у нас собак не было и не будет – друзей не покупают заново. Увы.

Но я не о собаках. Я о котах, У меня к котам особое отношение. Вот уже пять лет я пытаюсь убедить себя в том, что их нет. Им, кажется, смешно.

Котами, как и всем тем, что отравляет мне жизнь, я разжилась стремительно. При знакомстве у супруга моего Дементия, окромя двух калеченых псин, имелась одна дрянная кошка по имени Касялик. Непонятно, отчего Касялика следовало считать котом и всячески закрывать глаза на его (ее) экзерсисы.

– Ну, Касялик он такой… ему все можно, – объяснял мне супруг, в то время как Касялик поедал похищенный из раковины антрекот.

– Что, даже не отругаешь? – удивлялась я.

– За что его ругать? Он маленький, – разводил руками супруг.

– Ничего ж себе маленький, цельный антрекот сожрал! – еще больше удивлялась я. – Сколько ему лет-то?

– Два с половиной годика всего… еще крошка.

Ясное дело, что большой швах для небольшой кисы случился сразу же, как только я переехала к будущему мужу и закрыла за ним (мужем) дверь. После первой же ворованной котлеты Касялик словил такой увесистой тапки, что долетел до прихожей со сверхзвуковой скоростью, выбив страйк из нескольких пар обуви на половичке.

– То-то. У меня не забалуешь! – погрозила Касялику я и отправилась смотреть телевизор. Через часок, порядком подуставшая от видеоряда, я поплелась в спальню, чтобы вздремнуть… Не тут-то было! Прямо из-под дивана вынырнули две тощие когтистые лапы, рванули меня за щиколотку и убрались восвояси еще до того, как я успела взвыть.

Выбить Касялика из-под дивана удалось только через полчаса, вооружившись пылесосом и шваброй. Проклятое животное ушло в глухую оборону и от страшной царапучей смерти меня спас только ковш водицы, вылитый в разгоряченную кошачью харю.

Зато уже через месяц Касялик научился растворяться в воздухе от одного косого моего взгляда, материализоваться на короткое «кыс» и кушать хлеб с помощью ножа и вилки. Да-да, своевременный пендаль – очень хороший педагог, и если котик хандрит – приглашайте.

В любви и идиллии мы прожили ровно год, до тех пор пока в одно прекрасное лето Касялик не исчез. Обыскав квартиру и до кучи обшмонав подъезд, мы пришли к выводу, что кошка вывалилась с балкона (для тех, кто не в курсе, восьмой этаж). Думаю, что именно в тот самый август слава местных сумасшедших закрепилась за нами навсегда. Каждый вечер начинался с того, что мы гуляли вокруг дома и орали: «Вернись, Касялик!» – а потом приходили к себе и уходили опять. Через три дня в мою измученную кошкопотерей голову пришла гениальная поисковая идея.

– Может, Дима, он днем боится вылезать, а как раз ночью-то и выйдет, – уговаривала я мужа. – Давай фонарик возьмем и сходим.

Эту ночь я буду помнить всю жизнь. На нас летели плевки, презервативы и пивные бутылки, над нами светила луна, а в кустах шарахались какие-то подозрительные тени. Под ногами мявкнуло, когда мне по кумполу шмякнул чей-то бычок и я уже почти собралась домой.

– Наш кот! – завопил супруг. – Гони его на меня.

– А ну пошел! – взвизгнула я и подпрыгнула от неожиданности.

Что-то маленькое и серое вырвалось вперед и побежало в сторону впереди стоящей машины.

– Касялик, это мы! Не бойся! – взревел супруг и побежал за существом. Теряя тапки, я понеслась за супругом.

– А-а, это на голову больные с восьмого этажа, – сказала чья-то форточка и плюнула еще один окурок.

– Сама придурошная, я кота ловлю! – крикнула я форточке на бегу.

Ловля котов продолжалась до четырех утра. Хвостатая тварь перескакивала из-под одной машины на другую и каждый раз норовила скрыться в подвальном люке. Наконец мы договорились, что муж будет гнать кота к помойке, а я дежурить у подвала «на всякий случай». У помойки его и сцапали.